Де Бреку против воли шевельнул уголками губ: все-таки Темный всегда остается Темным! В Европе меняется расстановка сил, грядут смерть и нищета, восстания и казнь короля, но мага интересует только то, насколько беспрепятственно и с каким удобством он будет путешествовать по стране в поисках нужного ребенка. И ради этого он собрал и отправил на верную смерть три десятка Иных!
– Что ж, ваши мотивы мне ясны, – произнес барон. – Однако – почему я? Из Булони в Дувр на днях приплыла целая свита. С чего вы взяли, что предвестник жестоких перемен не там? Почему из сотни-другой людей и Иных, которые пересекли Ла-Манш за последнюю неделю, вы выбрали для подобной беседы меня? Только на основании нашего знакомства при известных обстоятельствах?
– А вы рассудите, Бреку! – предложил Артур. – Вы так или иначе оказывались в каждом из ключевых эпизодов. Лувр, Нотр-Дам, особняк кардинала, замок в Компьене, Амьенские сады, спальня королевы. Похоже, само Провидение выбрало вас. Или Сумрак.
– Вы следили за мной? – холодно поинтересовался де Бреку.
– Я наблюдал. И не за вами, уж простите, сударь, а за развитием событий. И потому не мог не заметить вашего постоянного присутствия там, где история получает свой новый толчок. И чем действеннее ваше участие – тем быстрее раскручивается незримая мельница, которая рано или поздно сотрет в муку все те преграды, все те узелки, что пока еще видны средь нитей вероятностей. Вы слышите шорох, мой благородный противник? – Артур задал этот вопрос таким тоном, что барон невольно подобрался и напряг свой изменившийся слух, однако собеседник продолжил фразу: – Это меняется история. Она меняется прямо сейчас.
– И вы, милостивый государь, хотите сказать, что, если я встану и уйду отсюда, не выполнив поручения кардинала, преграды останутся незыблемы? История повернет предсказанные события вспять? Не будет ни роспуска парламента, ни войн, ни эшафота?
– Как знать, Бреку, как знать… К моему величайшему сожалению, я не Малькольм. И уж тем более не тот мальчик-пророк, которого я обязательно однажды встречу… Просто обдумайте то, что я вам сообщил.
Собеседник поднялся из кресла.
– Вы уходите? – дернулось пергаментное лицо де Бреку.
– Не хочу мешать вашим размышлениям. Действие «Морфея» закончится через четверть часа, и вы сможете либо увидеться с хозяйкой этого дома… либо не увидеться. На ваше решение я влиять не собираюсь. Да, и кстати: вампирская тропка с моим уходом развеется, имейте это в виду.
– Постойте… Артур… А не было ли в предсказаниях Малькольма чего-нибудь о Ришелье? Какая роль во всех этих событиях уготована ему?
Маг едва заметно улыбнулся:
– Не сомневался, что вы зададите этот вопрос! Что ж… Ришелье возглавит осаду Ла-Рошели. Под его руководством построят дамбу, которая не даст английскому флоту прийти на помощь гугенотам, и крепость капитулирует. Это будет блестящая победа Красного герцога – кажется, именно так его называют во Франции?
– Благодарю. – Де Бреку встал. – И еще одно: вы – тот самый Артур? Тот самый, из человеческих легенд и манускриптов Мерлина?
– Боже упаси! – выставил руки Темный маг.
– Но эти доспехи, этот сияющий меч с бесконечными символами Тьмы на лезвии…
– Ах это! – отмахнулся Артур. – Маскарад. Сумеречный облик и излюбленное оружие – вещи настолько специфические, что по ним установить личность бывает даже проще, чем по слепку с ауры. А мне в тот момент не хотелось, чтобы кто-нибудь из ваших коннетаблей меня признал. Поэтому пришлось пойти на хитрость. Сам же я гораздо чаще пользуюсь вот этим.
Из его рук выросли и легли на мраморный пол шелестящие плети синего огня. Плети подрагивали, будто готовясь самостоятельно ринуться в бой. Артур взмахнул ими – раздался оглушительный треск, словно молнии вознамерились порвать ткань бытия, затем последовала яркая вспышка… Когда синие отблески перестали скакать по стенам и потолку, мага в холле уже не оказалось.
Барон вернулся в кресло, достал из кармана и долго-долго вертел в руках письмо, адресованное Люси Хэй и скрепленное печатью кардинала.
LAMIA DICIT
Для Бюсси настала одна из тех минут, когда человек достигает вершин совершенства: он был меньше, чем бог, ибо он был смертным, но, вне всякого сомнения, он был больше, чем человек.
Александр Дюма, «Графиня де Монсоро»
Вернувшись в Париж с отчетом, я обнаружил, что Ришелье изволил почтить своим вниманием Фонтенбло. Король явно шел на поправку, уже дважды он предавался любимому занятию – охоте. Однако, не будучи удовлетворенным ежедневными донесениями из загородной резиденции Людовика XIII, кардинал решил лично удостовериться в том, что состояние здоровья государя уже не вызывает опасений.
Вампирам приписывают ледяное спокойствие. Даже если бы это было так, я бы мгновенно лишился хваленого хладнокровия, коль узнал бы, что Людовику не стало лучше после сбитой воронки проклятья. К тому же два человека, неизменно оказывающие пагубное влияние на настроение короля, длительное время отсутствовали – королеве-матери только-только удалось победить лихорадку в Амьене, а Гастон провожал сестру до самой Булони, где вынужден был задержаться из-за шторма. Ничего удивительного, что при таких благоприятных обстоятельствах король ощущал себя почти счастливым, и лишь предстоящее объяснение с царственной супругой, должно быть, омрачало его чело. Кстати, я бы поставил золотой луидор на то, что в разговоре с Людовиком Арман непременно коснется этой темы и постарается настроить короля надлежащим образом.
Поскольку на сей раз не было никакой срочности в моем докладе кардиналу, я позволил себе проделать путь до Фонтенбло верхом. И пусть погода в эту ночь испортилась, я даже получал определенное удовольствие от порывов ветра и росчерков молний. Но чем меньше оставалось мне до дворцовых построек, тем более гнетущее впечатление на меня производила эта поездка.
Часы на церковной башенке пробили полночь, и я, признаться, вздрогнул, поскольку звук колокола посреди надвигающейся бури показался мне дурным предзнаменованием. Что-то должно было решиться – я ощущал это всей кожей, всеми обострившимися чувствами: так, может быть, олень угадывает момент, когда за много лье от его лесной тропы охотник точит кинжал, которому на рассвете суждено вонзиться в горло зверя.
Подумав об охотнике, я, разумеется, вспомнил Ля Мюрэна. А вспомнив о нем, уже не мог избавиться от мыслей о месте нашей первой встречи. Ну что ж, это было бы весьма символично…
Не доехав до дворца какую-то сотню шагов, я повернул лошадь и направился в глубь леса по дороге, проходящей мимо каменоломни. Хлынул ливень; мой плащ мгновенно отяжелел, напитавшись дождевой водой. Закрыв глаза, я отрешился от мира людей; Полумрак привычно разворачивал передо мной коридоры Тьмы.
Через полчаса я почувствовал Светлого: он и впрямь был настроен закончить наше знакомство там, где все началось. Обросший броней из заклятий, вооруженный боевыми жезлами и несокрушимой уверенностью в своей правоте, он ждал возле той самой вековой сосны, за которой когда-то прятались мои бойцы. Когда же это было? «В первый понедельник апреля, – услужливо подсказала память. – В первый день после твоего возвращения на службу из долгого, длиною в месяц, отпуска».