Сейчас, много лет спустя, при другой королеве-матери из рода Медичи
[2] состоял другой флорентиец – Джакомо Лепорелло. Впрочем, другой ли? Если в словах Пресветлого есть правда, если Иные живут вечно, то ничто не мешало мэтру Рене взять себе другое имя, дабы не смущать умы своим долгожительством. И пусть увлекался Лепорелло не столько духа́ми, ядами и предсказаниями, которые прославили жившего пятьдесят лет назад парфюмера, сколько самодвижущимися игрушками и механическими приспособлениями… Но ведь пристрастия людей меняются, верно? Почему бы не меняться пристрастиям Иных?
Люсон задумчиво притронулся кончиками пальцев к кинжалу, который незадолго до этого выпустил из рук и оставил перед собой на столе.
– Как отличить Иного от обычного человека? – внезапно спросил епископ.
– Как вы практичны, друг мой! – зашелестел сухим смехом гость. – Вы еще не до конца поверили в существование третьей категории, но уже желаете знать видимые отличия! Увы, их нет. Ни одному человеку не дано распознать Иного, если тот сам не соблаговолит раскрыться. Скажу больше: иногда и сам Иной не подозревает о наличии у себя способностей, данных ему природой сверх обычного набора. Тогда его приходится просвещать и обучать…
Люсон вздрогнул и вцепился пристальным взглядом в темноту под капюшоном собеседника.
– Вы хотите сказать, что я… что вы пришли не просто так?
– Ах, нет, Арман! – Посетитель выставил вперед руку. – Расстроит это вас или обрадует – но я вынужден сообщить, что вы не Иной и никогда им не станете.
Сложно сказать, был ли Люсон разочарован – преодолев недавний ужас, он теперь слишком хорошо контролировал свои эмоции. Едва услышав отрицательный ответ собеседника, он снова заговорил:
– В таком случае у вас может быть только одна цель – вы пришли предложить мне свои услуги.
Пресветлый вновь бесшумно зааплодировал:
– Браво! Хотя ваши слова несколько смешны. О, не обижайтесь, но наше с вами положение так разнится, что с равным успехом вы могли бы предположить, что услуги вам пришел предлагать сам папа римский. Где вы, опальный епископ, изгнанный из Парижа и из своего диоцеза, лишенный всех привилегий, – и где он!
Люсон пристыженно потупился. В самом деле, что он знал о своем собеседнике? И кем сам он виделся Пресветлому? Ведь не просто так тот завел разговор о разнице между знатью и народом? Отец епископа, Франсуа дю Плесси де Ришелье, принадлежал к родовитому дворянству Пуату, так называемой провинциальной аристократии. Однако всего в этой жизни юный Арман дю Плесси добился сам. Наваррский коллеж, в котором в свое время обучались и Генрих III, и Генрих IV, затем Военная академия Плювинеля, Сорбонна, степень доктора философии – и все это в неполных двадцать два года! В двадцать три он уже вступает в должность епископа в Люсоне – наверное, самом бедном церковном диоцезе Франции, но это – единственный оставшийся источник дохода семьи дю Плесси, и Арман беспрекословно меняет карьеру военного на сутану. «У меня очень бедный дом, – писал он сестре десять лет назад, – из-за дыма я не могу зажечь огня. Я боюсь суровой зимы; единственное спасение состоит в терпении. Уверяю Вас, что у меня самое плохое и неприятное место во всей Франции… здесь негде прогуляться: нет ни сада, ни тропинок, ничего; поэтому дом является моей тюрьмой». Собор тогда был в еще худшем состоянии: с разрушенной колокольней, потрескавшимися стенами, без статуй, картин, гобеленов; сохранились только алтари…
Потом последовал взлет: Арман нашел средства для реставрации кафедрального собора и собственной резиденции, читал блестящие проповеди, лично рассматривал буквально каждую просьбу своей паствы, написал ряд интересных теологических работ, адресованных простому народу, в 1614 году стал депутатом Генеральных штатов от духовенства, и наконец епископа Люсонского заметили в Париже, приблизили ко двору. Он стал доверенным лицом и советником правящей в тот момент Марии Медичи, королевы-регентши при малолетнем Людовике XIII.
Потом – новое падение: подстроенное фаворитом короля де Люинем «разоблачение», обвинение в заговоре и последовавшее за этим изгнание в Авиньон, бессрочная ссылка без надежды на возвращение. «Я самый несчастный из всех безвинно оклеветанных!» – писал он тем, кого считал своими друзьями. Вот только много ли их осталось, тех друзей? Один лишь отец Мюло, смиренный монах, то ли из симпатии к молодому Арману, то ли веря в его будущий гений, продал все, что имел, выручив три тысячи экю, и отдал эту сумму опальному епископу Люсонскому. Еще секретарь Ле Масль и отец Жозеф остались преданы изгнаннику, а больше и назвать-то некого.
Так кто же он в глазах незваного посетителя? Фаворит Медичи или неудачник? Дворянин или потерявший все придворный? Епископ или сосланный заговорщик? Как велика пропасть между Пресветлым и Люсоном?
Арман выпрямил спину и горделиво вздернул подбородок:
– Тем не менее, раз вы здесь, раз так настойчиво добивались встречи – значит, моя скромная персона вам для чего-то нужна! Поскольку мне в моем положении нечего предложить вам – значит, предлагать станете вы!
– Блестящее умозаключение! – похвалил старик. – Я в вас не ошибся. Вы действительно нужны мне – как инструмент, как оружие…
– Как каменщик и кровельщик, – подхватил Арман. – А вы, разумеется, будете тем самым архитектором, под присмотром которого будет строиться… Что же будет строиться под вашим руководством?
По всей видимости, гость несколько опешил от металлической требовательности, что прозвучала в словах Люсона, оказался не готов к внезапной перемене в настрое хозяина кабинета: от смущения – к проснувшейся гордости. Старик хмыкнул, покачал головой и только после нескольких мгновений заговорил снова:
– Вы ведь помните? Негоже булочнику обижаться на военачальника!
– Я помню, – с достоинством кивнул епископ. – Однако распределение наших ролей предпочту оставить до того, как вы мне озвучите свое предложение.
Пресветлый тихонько рассмеялся и кивнул несколько раз, давая понять, что оценил фразу молодого собеседника.
– Ваши слова, – сказал он, – лишнее доказательство тех причин, по которым я предпочту видеть вас в числе своих друзей, а не противников. Вас не так легко сломить, как кажется тем легкомысленным пустобрехам, что окружили Людовика в Париже. Для меня это – одно из самых ценных качеств. Что же касается моего предложения… Я планирую с вашей помощью изменить сложившуюся ситуацию.
– Каким образом?
– Я приведу вас к власти.
Настал черед рассмеяться Люсону.