– Группе продолжить работы! – рык Порфирьева утонул в очередном всплеске помех. – Сегодня сворачиваемся раньше. Через девяносто минут общий сбор в центре котлована. Овен – Варягу!
– На связи, – вздохнул Антон, вылезая из-за кожуха ретранслятора, служившего ему укрытием.
– Когда закончишь кожух?
– Половину шва доварить осталось. – Овечкин оценивающе разглядывал металлический шатер, смонтированный вокруг ретранслятора. Луч нашлемного фонаря высвечивал забитый пылью воздух, и приходилось напрягать зрение, чтобы надежно разглядеть нужные мелочи, находящиеся всего в полуметре. – Потом возьмусь за внутреннюю кинематику. Сегодня система раздвижки купола точно не заработает, слишком много времени из-за буранов потеряно.
– Доваривай шов и спускайся, – приказал капитан. – Тебе на сегодня хватит. Продолжишь в следующую смену. Как принял?
– Принял тебя хорошо! – Антон нащупал занесенный черным землистым снегом резак.
От полученного приказа настроение поднялось, и Овечкин с энтузиазмом принялся доваривать незашитый шов. Сегодня радиационный фон выше обычного, уровень помех скачет, дозиметр показывает две триста рентген в час вместо обычных тысячи девятьсот. Бураны постоянно приходят со стороны эпицентра, и хоть он находится на несколько десятков метров выше, если сравнивать превышения над уровнем моря, но все равно смертельно опасной пыли сюда попадает катастрофически много. Спасибо, хоть скафандр выдали современный. Правда, он один на четверых, экипировки не хватает, и в экспедицию все равно придется отправляться в своем старом мчс-овском снаряжении. Инженеры Брилёва рассчитали, что старых скафандров будет достаточно для того, чтобы находиться внутри техники или складов Росрезерва, так как появляться на улице придется только для развертывания базы. Овечкин вот уже почти месяц ломал голову, как бы перейти из Экспедиционного Корпуса на должность, не требующую покидания бункера, но пока все его усилия оказывались тщетны.
Инженерная команда Брилёва устроила ему в первые дни целую серию тестов, по результатам которых высоко оценила его профессиональную подготовку и одновременно отказалась принять Антона в свои ряды. Капитан Миронов – с капитанами Овечкину явно не везет, начиная с покойного Абдуллаева, – заявил, что для его команды у Антона слишком узкая специализация. Такого набора знаний, как у них, он не имеет, связи, как таковой, в условиях высокой ионизации атмосферы нет и так далее. Овечкин криво усмехнулся. Конечно, он не имеет такого набора знаний! Он не потомственный военный, блин! Ему никто не оказывал протекцию в поступлении в самые престижные учебные заведения для избранных! Его тянула на своих хрупких плечах мать-одиночка! И она дала ему самое лучшее образование из того, что вообще было в ее силах! Да, Антон не был победителем школьных и студенческих олимпиад, как вся без исключения команда Миронова, не был медалистом и не был отобран для работы на супер-пупер важном государственном объекте! И он даже в глаза не видел то оборудование, с помощью которого они так запросто взломали и его пароли, и заводскую защиту прошивки ретранслятора. И он не умеет одновременно взламывать электронные цепи, управлять путепрокладчиком, раскапывать заваленные обрушением убежища и перезапускать систему охлаждения их ядерного реактора! Он не стоглавая гидра, он инженер-механик! Пусть не такой крутой, как элитные вояки, но тоже неплохой! Он в состоянии в совершенстве освоить ту же водную скважину, например! Если ему дадут на нее техническую документацию или позволят аккуратно покопаться в устройстве.
Но скважину военные, конечно же, объявили величайшим стратегическим ресурсом Центра и никого не подпускают к ней на выстрел. В буквальном смысле. Антон даже не знает, где ее хранят. Но и помимо скважины в бункере хватает мест, где он мог бы пригодиться: холодильные камеры, система вентиляции, аккумуляторные емкости, система бесперебойного питания, оборудование беспроводных сетей бункера, хоть информационной, хоть электрической, для передачи питания на тот же ретранслятор. Освещение, электроника, запорные механизмы шлюзов и люков в гермопереборках, да много где! Но вместо этого его засунули в Экспедиционный Корпус! Корпус, блин, – четыре десятка человек! Вот и весь Корпус! Впрочем, как раз количественный состав можно было легко увеличить раз в десять, но дальнейшее увеличение численности невозможно из-за того, что достигнут лимит снаряжения. Больше, чем десять скафандров высшей защиты, Брилёв выдавать отказался. Сказал, что это тщательно просчитанный максимум, и будет выдающимся подвигом, незамедлительно щедро вознагражденным, если ЭК в ходе своих экспедиций отыщет еще.
Но при остром дефиците высококвалифицированных технических специалистов инженерная команда Брилёва все равно взвалила все на себя, а его запихали сюда. Типа, в ЭК должен быть хотя бы один инженер-механик, в экспедициях необходим эксперт, который будет осматривать найденное оборудование, реанимировать технику и прочее. И прямо заявили, что лучше бы ему не отказываться. А тут еще эта долбаная адаптация вылезла… Овечкин вздохнул еще раз. После прибытия в «Подземстрой» вся их команда состояла под пристальным наблюдением Снегирёвой почти неделю. Блондинка оказалась соображающим специалистом, чего никто не ожидал в силу ее возраста и внешности, и уровень медицинского обслуживания в Центре существенно вырос. Пока что единственным человеком, которого она не смогла спасти, оставался покойный Иван Вахидович, но он реально был никакой еще там, на складах Росрезерва, в кому впал до прибытия в «Подземстрой», и биорегенератор зафиксировал клиническую смерть пациента, едва его поместили внутрь. Антон видел это собственными глазами, потому что укладывался на ложе биорегенератора как раз в тот самый момент. Позже, когда Овечкин покидал устройство, подруги Снегирёвой сообщили ему, что организм Ивана Вахидовича получил необратимые повреждения вследствие наложения множества негативных факторов: возраст, проблемы со здоровьем, свойственные каждому современному человеку, последствия передозировки антирада и собственно его приема, длительное нахождение в условиях повышенного жесткого излучения и так далее. Спасти его не удалось. Сама Снегирёва в тот момент занималась следующей тройкой пациентов и была слишком занята, чтобы давать комментарии.
Как бы то ни было, но остальных людей, пришедших с поверхности, блондинка поставила на ноги вполне эффективно. Но из-за отсутствия больничной практики она не была уверена в каких-то врачебных нюансах, и потому все попутчики Овечкина прошли через биорегенератор в общей сложности четырежды, а Порфирьев и вовсе раз десять. Прямо скажем, состояние здоровья после этого реально улучшилось. Пропали головные боли и это ужасное першение в легких, истрепавшее Антону все нервы, и даже ноющая боль в суставе, грубо вправленном Порфирьевым. Хотя состояние легких Антона до сих пор внушало Снегирёвой какие-то опасения. Но даже это не остановило Брилёва. Овечкина в добровольно-принудительном порядке назначили в ЭК штатным Инженером, определили двойные нормы довольствия и сразу же выпнули на поверхность воплощать в жизнь какой-то безумный план Порфирьева. Антон даже обдумывал вариант симуляции боли в легких, и тут, после первого же возвращения, выясняется, что у него появилась адаптация к антираду. Не такая, как у Порфирьева, но интоксикация теперь проходит легче и заканчивается быстрее. Эта новость окончательно подписала ему приговор.