Рассказчик поежился, непроизвольно сжимаясь в комок от жутких воспоминаний.
– Наши видеокамеры обращены в противоположную от Москвы сторону, и в первые полчаса мы не видели ядерных взрывов. Небо по всей протяженности горизонта полыхало вспышками разной интенсивности, словно отблески салюта, невидимого из-за густого тумана. Начальник охраны сказал, что это ПВО сбивает вражеские ракеты. Как только это началось, толпа на поверхности буквально обезумела. Часть людей бросилась бежать, остальные принялись громить клуб с утроенной силой, кто-то пытался поджигать мебель, другие пытались взламывать ворота в бомбоубежище. Камеры наружного наблюдения разбили, ведущие наружу провода перерезали. Уцелела лишь беспроводная панорамная камера высокого разрешения, укрепленная на самой высокой точке клуба, обычно с ее помощью мы записывали рекламные ролики… Она и показала первый ядерный взрыв. Произошел он довольно далеко от нас, камера даже не сгорела. После сильной засветки оборудование вырубилось, но после перезагрузки картинка восстановилась, и мы увидели огромный огненный гриб на горизонте. И надвигающуюся прямо на нас ударную волну. Зрелище было жутким и завораживающим одновременно. Громадный воздушный таран, занимающий весь экран видеопанели от края до края, мчится тебе в лицо, пожирая лес, насыпные валы, ограждающие стрельбища, полевые строения клуба, машины посетителей, мечущихся в ужасе людей и врезается прямо в глаза…
Он сделал паузу и грустно усмехнулся.
– Но оказалось, что самое страшное впереди. После взрыва изображение пропало, вместе с ним пропало представление о том, что происходит на поверхности. Бомбоубежище находилось на глубине десяти метров, звуки от взрывов до нас не доходили, и мы ориентировались по подземным толчкам и вибрациям стен. Судя по ним, война продолжалась трое суток. За все это время нам так и не удалось связаться с кем бы то ни было. Зато быстро выяснилось, к чему приводят взятки, с помощью которых устраняются недостатки в содержании бомбоубежищ, переданных на обслуживание частным фирмам. Согласно нормам, наше бомбоубежище было рассчитано на триста человек и четырнадцать суток автономии. Но в действительности все оказалось не так. Сверх нормы мы приняли всего троих, так что перенаселения у нас практически не было, но вот все остальное… Запасы медикаментов не обновлялись лет десять, и все, кроме пары аптечек, которые регулярно предъявлялись проверяющим, оказалось давно просроченным. Скафандров и вовсе оказалось на десять процентов жильцов, остальные шкафы были пусты, потому что закупать никому не нужное снаряжение на свои деньги владельцы клуба не захотели. Запасы воды составляли половину от номинала, потому что половина емкостей начали протекать от старости давным-давно, но вместо дорогостоящей замены их просто отключили от водоснабжения, выкрасили заново и объявили новенькими. Собственная водная скважина убежища вышла из строя лет пятьдесят назад, но чинить ее было невыгодно, и потому новую скважину пробили в стороне от бомбоубежища, там, где располагался главный корпус клуба. От новой скважины к старой провели замаскированную трубу, и для всех проверяющих скважина бомбоубежища оставалась действующей. Уже через час после первого взрыва водоподъемное оборудование клуба перестало существовать, и нам пришлось перейти на расходование запасенной воды.
Иван Вахидович скривился.
– Вода эта хранилась в цистернах непонятно сколько времени, на дне цистерн скопился толстый слой осадка, и использовать оказалось возможно не весь объем воды. Запасы продовольствия тоже соответствовали номиналу только в отчетах, реальное положение дел оказалось угрожающим. Половина просрочена, что-то вскрыто и разворовано любителями охоты и рыбалки из числа сотрудников. Единственное, что находилось действительно в рабочем состоянии, это система обеспечения воздухом. Ее проверяющие осматривали всегда, и то ли не рисковали брать взятки на эту тему, то ли нам просто повезло. Но наша радость была недолгой. Воздушные шахты не продержались и двух суток. Их разбило и засыпало по всей протяженности, и подача воздуха с поверхности прекратилась. Воздушная система имела режим аварийного функционирования, когда выработка кислорода осуществляется методом химической реакции, как на подводных лодках и стратегических военных объектах. Но запас химических реагентов был минимален, и его хватило лишь на десять дней. Еще хуже дело обстояло с энергией. Номинально аккумуляторы были рассчитаны на две недели, но в действительности руководство выдавало за новые аккумуляторные сборки давно устаревшее оборудование. Старые аккумуляторы потеряли емкость и на поверку имели вдвое меньший запас энергии.
Рассказчик издал трагический вдох.
– Проблемы начались уже на седьмые сутки. Вода стала заканчиваться, из продовольствия остались только просроченные упаковки. Мы попытались ввести режим экономии воды и даже организовали фильтрование осадка в цистернах, чтобы использовать максимально большее количество имеющейся в емкостях воды. Но многие просроченные продукты оказались испорченными, и бомбоубежище захлестнула череда отравлений. Скудный запас медикаментов быстро иссяк, и помочь пострадавшим стало нечем. Медпункта в бомбоубежище не имелось, штатных фельдшеров клуба в тот роковой день на работе не было. Одна была выходная, другая негласно отпросилась, мотивируя это необходимостью подготовить ребенка к школе в последние перед началом учебного года выходные, – Иван Вахидович вновь вздохнул. – Я сам ее отпустил…
Он скорбно покачал головой и продолжил:
– Хотя вряд ли ее присутствие могло что-либо изменить… За сутки отравилось более двухсот человек, медикаментов хватило едва на четверть из них. Интернета нет, связь не работает, а установленный в бомбоубежище радиопередатчик оказался старше меня, и никто не умел использовать столь старое оборудование. Хотя его удалось включить, и он даже заработал, мы пытались разобраться в нем, просили в эфире о помощи, но кроме жесточайших помех услышать что-либо не смогли… Помочь отравившимся было нечем, туалеты быстро забились, и еще через день бомбоубежище захлестнуло зловонием. Мы пытались увеличить интенсивность работы вентиляции, но это помогло мало, совсем несоразмерно с потраченным запасом энергии. Люди делали себе лицевые повязки, многие стали запираться в отсеках и кубриках, но вентиляция везде общая, и это тоже почти не помогло… Больше всего пострадали дети, среди посетителей клуба их не было вообще, но среди размещенных согласно плану эвакуации их оказалось около шестидесяти, все разных возрастов, я видел нескольких годовалых младенцев… Их родители паниковали, требовали качественных продуктов, а где их взять?! Мы распределяли среди людей то, что имелось. Но многие решили, что мы скрываем неиспорченные продукты для себя, а людям отдаем испорченное, и вообще, это наша вина, что в бомбоубежище нехватка воды и просроченные продукты.
Иван Вахидович умоляюще посмотрел на внимательно слушающих его людей.
– Я всего лишь администратор клуба, я никогда даже понятия не имел, что надо делать с бомбоубежищем! Им занимались топ-менеджеры и представитель владельца, по уик-эндам они выходные… За три года работы я спускался туда всего дважды, я не имел к нему отношения! Тем более что там была обустроена оружейная, которой заправляла служба безопасности, пропускной режим был очень строгим, проблем с оружием никто не хотел! Но нам никто не поверил. Толпа попыталась захватить продовольственный склад. Кого-то из охранников растерзали живьем, остальные взялись за оружие, полилась кровь, появились первые жертвы… Толпа отступила, но на этом ничего не закончилось. В момент эвакуации многие посетители клуба спускались в бомбоубежище прямо с огневых рубежей, и свои ружья они несли с собой. Охрана изъяла все оружие под расписку и закрыла его в оружейной комнате. Ночью после неудавшегося штурма продовольственного склада умерло сразу несколько отравившихся детей, это вызвало еще большую бурю. Среди людей возник заговор, и на следующую ночь заговорщики устроили восстание против администрации. Больше сотни людей набросились на охрану сразу везде, почти все охранники оказались забиты насмерть. Несколько уцелевших заперлись в оружейной комнате и отстреливались от нападающих. Мне чудом удалось выжить. Когда начались кровавые расправы, я бросился бежать и спрятался на складе средств радиационной защиты, в шкафу со скафандрами. Я забрался в один из скафандров, и меня не нашли. Пришлось просидеть там почти сутки без еды и воды. За это время толпа разгромила продовольственный склад и убедилась, что других продуктов, кроме давно просроченных, там нет. Одних это отрезвило, других, наоборот, озлобило еще сильней. Первые разбрелись по кубрикам, унося с собой, кто что успел заполучить. Вторые устроили осаду оружейной комнаты. Какое-то время шла перестрелка, потом у осаждающих закончились патроны, и они решили взять охрану измором. Продуктов в оружейной не было, воды тоже, и уцелевшие охранники стали страдать от голода и жажды. В конце концов они решились на прорыв. Следующей ночью они неожиданно вырвались из оружейной, вооружившись до зубов, и проложили себе кровавый путь через осаждающих. Охрана прорвалась на продовольственный склад, но нашла его полностью разграбленным. Тогда они пробились к цистернам с водой. Поначалу им никто не препятствовал, и они сумели раздобыть немного грязной воды, перемешанной с осадком.