Мухина включила планшет, куда она заблаговременно перекачала файл с видеороликом на конюшне. И продемонстрировала Ласкиной.
Катя наблюдала, как та смотрит.
Как сначала щеки покрываются алыми пятнами, а затем лицо становится багровым, словно кипяток все еще шпарит и шпарит.
– Ах ты, гадина… – прошипела Ласкина. И в этот момент голос ее был неотличим от голоса ее безумной мамаши.
– А ты извращенка, – вернула ей Мухина. – Представляю лозунги оппозиции: «Извращенка у власти». Долго ли протянешь в администрации на своих крутых заседаниях, когда там, наверху, полюбуются, как ты яйца жеребцу чешешь, а потом палишь ему, бедолаге, морду в конюшне тайком от всех.
– Откуда это у тебя?
– От верблюда. Тебя твой любовник из-за этого сразу бросил, сбежал без оглядки к юной Саломее.
– Он не сбежал, я сама его выгнала!
– Рассказывай сказки.
– Я сама его выгнала. На кой черт он мне сдался, импотент?
– А ты любишь жеребцов, да?
– Что хочешь за это видео?
Кате не нравилась эта сцена. Они обе сейчас напоминали базарных торговок. Этаких хабалок, отбросивших и манеры, и вежливость, и нормальный человеческий тон. Грани цинизма остры, как бритва. И ей не хотелось, чтобы Алла Мухина порезалась об эти грани глубоко и страшно.
– Искренности. И признаний.
– Пошла ты на…
– Это ты убила Саломею Шульц?
– Нет. Нет! Что ты себе вообразила?!
– Что ты женщин убиваешь в нашем городе, – ответила Мухина. – Извращенцы – лучшие кандидаты на роль маньяков.
– Я никого не убивала. Да это… это просто смешно!
– Смешно?
– Я отвечу на вопросы. А где гарантия, что видео не попадет в интернет?
– Не попадет.
– Это ты говоришь. А эта сучка любопытная, которую ты за собой всюду таскаешь? – Ласкина кивнула на притихшую Катю. – Она же журналистка.
– Если она посмеет выложить видео сама или сделать что-то в обход меня и в ущерб делу о серийных убийствах, я ее пристрелю.
Ласкина хрипло захохотала.
– Класс! Слышь, ты, паразитка? Алка не шутит, мне ли не знать. Отвезет в лес и там и закопает.
Катя решила не реагировать. Но давалось ей это с трудом. За любопытство порой приходится платить слишком высокую, неоправданную цену.
– Куда ездила ночью? Что делала в лесу в два часа? – сухо спросила Мухина.
– Это не я. Я бы предпочла в постели этим заниматься, как все нормальные люди. Это он захотел.
– Кто он?
– Ой, а я думала, тебе все про меня известно, – проговорила Ласкина сюсюкающим, кукольным тоном. – Ты же компромат на меня копишь. Неужели это мимо тебя прошло?
– Что? Кто он?
– Мой ненаглядный.
– Любовник?
– Если бабе сорок пять, то уж и любовника не может завести?
– Кто он? Фамилия?
– Водопьянов Иван.
– Нет! – Катя не ожидала, что у нее вырвется этот возглас. – Не может этого быть. Она лжет!
Ласкина окинула ее насмешливым взглядом.
– Ванечка Водопьянов, – повторила она. – Мы вместе уже год как. Это он предложил съездить на брег крутой – там же такой вид на Волгу из заповедника, как сторожки минуешь! Мы и поехали. Мы и раньше туда катались с ним. Он на звезды любит смотреть, когда небо ясное. Это его заводит.
– Трудно представить вас вдвоем, – сказала Мухина.
– А ты спроси его. Он подтвердит. Впрочем, он же джентльмен, сначала попытается уклониться от ответов, оберегая мое честное имя, – Ласкина хихикнула. – Но пригрозишь чем-нибудь, как мне, он и расколется. И это не я его соблазнила. Это он сам ко мне подкатился. Я не ожидала даже… Но вот мы уже год как вместе.
– Где вы встречаетесь?
– Домой, в квартиру, я его не вожу – сами понимаете, из-за моей мамаши это невозможно. Чаще всего мы ездим в Дубну. У его друга свой отель пятизвездочный там. Ванечка номер снимает как для молодоженов. Но порой он настроен еще более брутально и романтично, и мы трахаемся, как студенты, в машине, под куполом вечных звезд, где-нибудь в укромных уголках, как и в ту ночь, что вас так интересует.
– Не может этого быть, – снова отрезала Катя. – Не верьте ей! Она все врет про Водопьянова!
Ласкина потянулась к тумбочке, к своему мобильному. Отыскала «галерею», предъявила.
Снимки ее и Ивана Водопьянова – селфи. Они вдвоем с белокурым красавцем в лобби дорогого отеля (видно, это тот самый, в Дубне), за ужином при свечах в ресторане отеля. В постели – голые.
– Это у него дома? – спросила Мухина.
– Домой он меня не приглашает.
– Это почему же? У него целый коттедж в распоряжении.
На лице Ласкиной мелькнула та же гримаса, что и при упоминании о матери – скрытая ненависть и сарказм.
– Уж так сложились наши с ним отношения. Домой к себе он меня не водит. Номер люкс в гостинице – да, а домой к себе – нет.
– И все же почему? Он что-то скрывает в своем доме? – спросила Мухина. – Тебе так не кажется?
– Возможно, что-то и скрывает, – Ласкина «перелистывала» фотки в мобильном. – Это из-за его соседа.
– Космонавта?
– Наш чертов космонавт, городская легенда. – Ласкина швырнула телефон на одеяло. – Ваня одержим им. Он перед ним едва не пресмыкается, в рот ему смотрит. У него только и разговоров – Константин Чеглаков. Мне это сразу показалось несколько странным.
– Они же старые друзья.
– Ваня богат и независим, красив как бог. Он мог бы жить где угодно – где все эти наши золотые IT-ребятки обитают, от Багам до Сейшел. А он сплавил своих предков в Дубну, купил им двухэтажную квартиру в десять комнат в новостройке. А себе оставил старый дом рядом с домом Чеглакова. И сидит там вот уже сколько лет безвылазно.
– У его фирмы контракт с базой.
– Это IT-контракт, присутствие личное необязательно. Можно жить в Париже, на Монмартре, и разрабатывать разную там лабуду по искусственному интеллекту. А Ваня торчит здесь как приклеенный.
– У вас же с ним роман. Вот и торчит здесь.
Ласкина косо глянула на Мухину.
– Он со мной трахается, пар выпускает, а что у него в сердце – бог весть. Кто знает. Он о Чеглакове со мной часами может болтать – все восхищается им: сколько у него полетов, сколько выходов в открытый космос. Что это за чудо такое – бла, бла, бла. Если я что-то начинаю возражать – он злится и… А что, собственно, восхищаться этим Чеглаковым? Будто я не знаю, что это за тип.
– Что за тип? – Катя и здесь не могла сдержать себя.