Бедняге Арни не повезло с родственниками. У него случился инсульт, а они, вместо того чтобы срочно вызвать «Скорую», пытались помочь ему сами. И ладно были бы какими-нибудь малограмотными маргиналами. Так нет же. И сын, и дочь – люди с университетским образованием. В результате Арни попал в нейрологическое отделение в состоянии комы, и Оливер познакомился с детьми мистера Эдгертона. Оба высокие, в отца, но сын поплотнее, с топорщащимся ежиком русых волос, а дочь – очень худая блондинка с острым длинным носом, заостренным подбородком и высоким лбом. В этом тандеме ведущей явно была сестра. Она говорила очень высоким, порой срывающимся на визг голосом. Брат же предпочитал с глубокомысленным видом отмалчиваться. Постоянно прикладывая к сухим глазам платок, сестра потребовала у Оливера любыми способами привести отца в чувство хотя бы на пару часов – им, видите ли, нужно вызвать нотариуса, чтобы засвидетельствовать последнюю волю родителя. Настаивала она активно – еще немного, и пришлось бы вызывать охрану. Но до этого не дошло – брат с сестрой все-таки удалились, взяв с Оливера обещание позвонить, как только состояние отца изменится. С тех пор дети Железного Арни в госпитале не появлялись.
Будь Оливер министром образования, он бы обязательно ввел изучение первых признаков инсульта в школе. Ведь в первые три часа развития болезни можно свести последствия до минимума. А всего-то и требуется попросить человека улыбнуться и показать язык. И если при улыбке один уголок губ будет опущен, а язык окажется кривой и несимметричный, нужно срочно бить тревогу.
Оливер скользнул взглядом по мониторам, отслеживающим состояние пациентов. Все показатели в норме.
– Я вниз, – предупредил он медсестру, дежурящую в коридоре.
– Доктор Кетти? – Та лукаво улыбнулась и уже серьезно добавила: – О’кей, док.
Уже в лифте Оливер вспомнил, что забыл позвонить матери – в приемном отделении, как в летящем аваиалайнере, разговаривать по мобильному было запрещено. Считалось, что таким образом можно нанести вред медицинскому оборудованию. На самом деле частоты, на которых работает реанимационная техника, существенно отличаются от рабочего диапазона сотовой связи. Самый навороченный мобильник не может нанести ей вред. Но правило существовало, и Оливер считал необходимым его соблюдать.
Вот уже скоро год, как мать живет с ним, и каждый раз во время ночного дежурства Оливер обязательно ей звонил. Знал, что она не заснет, пока не услышит его голос. Будет ждать и волноваться, но никогда не позвонит сама. Наверное, в этом есть и его, Оливера, вина. Уехав в семнадцать лет из родного дома, он навещал родителей только на Рождество, да и то не всегда. Считал себя взрослым, самостоятельным, рассказывал о студенческих буднях дозированно, чтобы не пугать родителей. Предпочитал веселые истории. Одной из излюбленных тем для насмешек был Тим Андерс, толстый кучерявый блондин. Он жил с матерью, хозяйкой магазина детских игрушек, и сам смахивал на гигантского пупса. Матушка очень любила свое дитятко и, едва расставшись с ним утром, звонила при каждом удобном случае. Изображая, как Тим, отвернувшись и недовольно надув губы, шепчет в трубку: «Да поел я, мама, поел. Яблоко. Сэндвич. Латте», Оливер от души веселился, стараясь не замечать грустную улыбку матери. Сейчас, спустя годы, он ловил себя на том, что ему порой хочется, чтобы кто-то звонил ему и спрашивал, поел ли он. После смерти отца он настоял, чтобы мать переехала к нему. И хотя она собиралась поселиться у младшей дочери, сестры Оливера, он смог быть достаточно убедительным, чтобы мать остановила свой выбор на его доме.
Приемное отделение госпиталя Святого Георга отдаленно напоминало аэропорт: шум, множество людей, либо терпеливо ожидающих помощи – «отлетающих», либо настойчиво пытающихся узнать о судьбе своих близких – «встречающих». Оливер прошел в смотровую, где доктор Кейт Шорт принимала пациента, доставленного «Скорой».
– Олли, спасибо, что пришел, – приветствовала она вошедшего врача. – Посмотри, пожалуйста, этого парня. Двадцать три года, нигде не работает, полиса нет. Упал с лестницы, ударился головой, потерял сознание. В «Скорой» пришел в себя. На КТ чисто, но мне он не нравится.
Пациент находился в сознании, дышал самостоятельно и выглядел очень возбужденным. Оливер посмотрел на монитор. Давление слегка повышенное, но в допустимых пределах, пульс частит, что немудрено в таком лихорадочном состоянии, оксигенация в пределах нормы.
Оливер кивнул Кейт и подошел к больному.
– Здравствуйте, – сказал он, – меня зовут Оливер Коллинз, я врач этой больницы. А как ваше имя?
– Мэтью. Мэтью Нил, – ответил мужчина немного хриплым, но вполне разборчивым голосом.
– Хорошо, Мэтью. Вы знаете, где находитесь?
– В больнице я нахожусь! В госпитале Святого Георга! И, предвосхищая дальнейшие вопросы, сообщаю: мне двадцать три года, сегодня пятое марта. Что еще? Если вы думаете, что я ничего не соображаю, то обратились не по адресу, – раздраженно заявил пациент.
– Ну и замечательно, – Оливер потер руки, подтверждая свои слова. – Вы можете рассказать, что с вами случилось?
– Ничего особенного. Спускался по лестнице, споткнулся, упал. Очнулся здесь у вас. И каждый считает своим долгом спросить, как меня зовут и какое сегодня число. Будто любой, кто стукнулся головой, обязательно становится идиотом. Так, доктор Коллинз?
– Можете считать идиотом меня, – развел руками Оливер, – я зачастую забываю не только дату, но и собственное имя. И если имя можно прочитать на бейдже, – Оливер коснулся рукой груди, – то дату проще всего уточнить у пациентов. Их у нас больше, чем врачей.
Последняя фраза прозвучала настолько серьезно и искренне, что Мэтью успокоился и дал Коллинзу возможность с помощью карманного фонарика проверить реакцию зрачков.
– Не вижу ничего опасного, – сказал Оливер, закончив осмотр.
– Ну, так я пошел? – Мэтью словно ошпаренный подскочил на кровати. – Да, док? Мне позарез нужно…
Коллинз бы отпустил пациента, но Кейт хмурила брови.
– Это доктор Шорт решит, – и Оливер направился к выходу из смотровой.
– Олли, подожди, – Кейт бросилась за ним. – Думаю, парня нельзя так просто отпускать. Пусть переночует у нас. Ты попозже еще раз спустишься, глянешь на него. Хорошо? – И совсем шепотом добавила: – У меня есть отличный банановый пирог. Ну же, Олли…
И Олли кивнул, хотя самому лучшему пирогу он предпочитал тост с веджимайтом.
Оливер быстро поднялся в свое отделение. Короткий обмен взглядами с дежурной медсестрой дал понять, что в его отсутствие ничего экстраординарного не произошло. Он проследовал в свой кабинет, сел в крутящееся кресло и набрал домашний номер.
– Ма? – Она ответила сразу, по голосу чувствуется – не спала, ждала. – Извини, что поздно, осматривал пациента в приемном.
– Что-то серьезное? – В голосе матери зазвучали нотки неподдельного волнения.
– Нет, на мой взгляд, все благополучно, парень упал с лестницы, отделался шишкой на затылке, но Кетти… доктор Шорт… Она хочет исключить образование субдураль-ной гематомы…