Плевицкая - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 88

В середине 1928 года денежные дела союза были очень неблагополучны; еще в 1927 году Денисов за гроши продал свой дом А. О. Гукасову, а в 1928-м Гукасов выгнал Союз, и ему пришлось поместиться в двух меблированных комнатах, и уже после было снято помещение на рю Николо.

В это же время произошла крупная ссора между Денисовым и А. Гукасовым, которая лишила возможности Союз получать от него деньги на текущую работу и заставила П. Гукасова совершенно покинуть свою работу в Союзе и снять с себя звание зам. председателя. Союз всё это время нуждался в деньгах, и его поддерживали исключительно нефтяники и Нобель.

Мое участие в жизни Союза за это время было небольшим, и лишь в конце 1929 года я стал часто бывать и на заседаниях, и регулярно видеться с руководителями организации. С марта 1930 года опять наступил небольшой перерыв, а с августа я опять стал входить в курс всех дел.

2. Внешняя работа Торгпрома сводилась всё это время к обыкновенной переписке, писанию протоколов и резолюций, собиранию всяких материалов, созыву экономических совещаний и т. д., причем всё время внешне Союз нуждался в деньгах. Внутренняя скрытая работа Союза, конечно, была, но я лично не мог следить за ней ежечасно — по причинам, о которых говорил выше. Мне придется в этом докладе говорить главным образом о деятельности Союза в связи с делом Торгово-промышленной партии. Я утверждал и утверждаю, что никого из обвиняемых я лично не видел и разговоров с ним не вел.

В 1923 или 1924 году Кутепов пригласил Денисова, П. Гукасова и меня позавтракать в ресторан с ним и какими-то двумя лицами, приехавшими из России и будто бы офицерами Красной армии. Разговор, как всегда, свелся к тому, что Красная армия накануне восстания, но только нужны деньги, а люди имеются. Из моей памяти изгладились физиономии этих людей и их вымышленные фамилии, знаю лишь одно, что денег на месте они не получили. Больше личных свиданий у меня не было.

Откуда брались деньги и было ли замешано в этом деле французское правительство? С момента организации Торгпрома, то есть с 1920 г. деньги притекали главным образом от Денисова, тогда очень богатого человека, а затем, после промышленного съезда 1921 г., от целого ряда лиц, в частности и от меня. В те времена они расходовались широкою рукою. В 1920–1924 годах Савинков получил около 200 000 франков, Кутепов — не менее 250 000 франков. Начиная с 1924 года, средства Торгпрома стали истощаться, и старые эмигранты стали придерживать карманы. Я утверждаю, что в это время мы от французского правительства не получали денег.

Настроение текущего момента. Оно очень приподнято. Руководители Торгпрома полагают, что всё внимание эмиграции обращено на них, они имеют прекрасную рекламу, и им нужно действовать быстро и решительно».

Упомянутый Третьяковым Павел Осипович Гукасов — крупный нефтепромышленник, председатель Совета съездов представителей бакинских нефтепромышленников, член Государственного совета, председатель совета Русского торгово-промышленного банка. А его младший брат Абрам Осипович Гукасов — меценат и общественный деятель. Во Франции издавал газету «Возрождение».

Упоминание на процессе в Москве имени Третьякова чуть было не привело к его провалу.

На вечернем заседании 4 декабря после окончания судебного следствия Специальное присутствие перешло к прениям сторон. Сначала слово было предоставлено государственному обвинителю.

По классическим правилам Крыленко должен был проанализировать доказательства, улики, подтверждающие преступную деятельность обвиняемых.

— Какие улики могут быть? — задавал сам себе вопрос Крыленко. — Есть ли, скажем, документы? Я спрашивал об этом. Оказывается, там, где они были, там документы уничтожались… Конечно, такие документы, как письма Торгпрома и другое, были уничтожены… Я спрашивал: может быть, какой-нибудь случайный остался? Было бы тщетно на это надеяться… Преступник, естественно, уничтожает улики. А почему он преступник? Потому что арестован и сознался. Ни с того ни с сего ОГПУ не арестовывает…

Председательствующий Вышинский вполне удовлетворился логикой государственного обвинителя. Это же была его главная идея — признание и есть царица доказательств.

Но Крыленко лихо выкинул свой главный козырь:

— Но всё же не все документы были уничтожены… В материалах, касающихся деятельности текстильной группы, имеются письма Третьякова Лопатину и Лопатина Третьякову.

Инженер-механик Измаил Николаевич Лопатин, происходивший из ярославской купеческой семьи, до революции состоял членом правления Товарищества мануфактур «Иван Коновалов с сыном», это было одно из процветающих предприятий дореволюционной России, хозяева которого прославились на всю страну заботой о фабричных рабочих. После революции Лопатин трудился в Высшем совете народного хозяйства, который управлял всей отечественной индустрией. Он умер в 1927 году, за три года до процесса, поэтому не попал на скамью подсудимых, но на процессе его назвали одним из главных руководителей вредителей.

Московские газеты приходили в Париж с опозданием. 11 декабря в полпредство доставили газеты с обвинительной речью Крыленко. Парижский резидент, занимавшийся Третьяковым, решил почитать газету на сон грядущий.

Добрался до фразы о письмах Третьякова и не поверил своим глазам… Утром отправил письмо в Центр:

«Вчера ночью, прочитывая блестящую речь Крыленко, я весь похолодел, когда прочел заявление Крыленко, что в его распоряжении имеются письма Лопатина к Третьякову и письма Третьякова к Лопатину. Первая моя мысль была о Поле, и я немедленно же ему отправил телеграмму — прекратить всякую связь с „Ивановым“ до свидания со мной.

Чего я никак не могу понять, это почему вы, принимая решение о том, что Крыленко сделает на процессе такое заявление, не посчитали нужным предупредить об этом нас для того, чтобы мы сумели к этому подготовиться. Подготовиться нам нужно было или в порядке прекращения всякой связи с „Ивановым“, или же, если бы вы решили, что окончательно рвать с ним, несмотря на заявление Крыленко, не стоит, то надо было его об этом предупредить, чтобы он подготовил себе ответы для Торгпрома о том, каким образом письма Лопатина к нему попали к нам.

Судя по немецкой прессе, выступление Крыленко состоялось 5 сего месяца. Если предположить, что уже 6-го об этом знали в Париже, то не подлежит никакому сомнению, что или „Иванову“ по линии Торгпрома был устроен допрос с пристрастием, или же там было принято решение об установке за ним наблюдения.

Можно, конечно, допустить, что из этой истории „Иванов“ как-нибудь выпутается и оправдать себя сумеет, но, принимая во внимание всеобщую подозрительность в эмиграции ко всем и ко всему и то обстоятельство, что это были единственные документы, которые были названы на процессе, то не подлежит никакому сомнению, что отношение к нему со стороны эмиграции теперь станет более чем настороженным. Не менее важным моментом является дальнейшее отношение „Иванова“ к нам. Если мы до этого у него не пользовались особенной любовью, то сейчас его отношение к нам перейдет в зверскую озлобленность.