Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Сковорода cтр.№ 123

Страница

«Мне твои забавы, – говорит гость, – кажутся детскими. Но если они невинны, а тебя веселить сродны, я тебе прощаю». И оставил друга с забавным его началом.

Божественные мистагоги, или тайноводители, приписывают начало единственно только Богу. Да оно и есть так точно, если осмотреться… Начало точное есть то, что прежде себя ничего не имело. А как вся тварь родится и исчезает, так, конечно, нечтось прежде ее было и после нее остается. Итак, ничто началом и концом быть не может. Начало и конец есть то же, что Бог, или вечность. Ничего нет ни прежде нее, ни после. нее. Все в неограниченных своих недрах вмещает. И не ей что-либо, но она всему начало и конец. Начало и конец есть, по мнению их, то же. И точно так есть, если рассудить. Вечность не начинаемое свое и после всего остающееся пространство даже до того простирает, чтоб ей и предварять все-на-все ^[184]. В ней так, как в кольце: первая и последняя точка есть та же, и, где началось, там же и кончилось.

В самих тварях сие можно приметить: что тогда, когда сгнивает старое на ниве зерно, выходит из него новая зелень и согнитие старого есть рождение нового, дабы, где падение, тут же присутствовало и возобновление, свидетельствующее о премудром ее и всесохраняющем миростроительстве.

Во всяких же веществах для любопытного зрителя премилосердная сия мать, почти осязаемая, но не понимаемая, подобна смирной, но не уловляемой птице.

Сие правдивое начало везде живет. По сему оно не часть и не состоит из частей, но целое и твердое, затем и неразоряемое, с места на место не преходящее, но единое, безмерное и надежное. А как везде, так и всегда есть. Все предваряет и заключает, само ни предваряемое, ни заключаемое. Сим началом благословляется Асир, сын Иакова. «Покроет тебя Божие начало».

Прозревший сквозь мрак сие начало назывался у евреев пророком, назывался и священником, то есть святое видящим и показывающим, а потому-то людским освятителем. Кое-где такие называлися маги, или волхвы, кое-где – халдеи, гимнософисты; у эллинов – иереи, софы, философы, иерофанты и проч. Определенные ж в сию науку увольнялись от всех житейских дел. Сие значило посвятиться Богу. Тогда они в натуре и в книгах вольно искали начала.

Землемеры во всех своих фигурах восходят к источнику, находят центр и начало. А если кто чистосердечный охотник может в некоторых веществах примечать тончайший дивного сего начала луч, каков испускает во мраке утренняя заря.

Взглянем (например) на рыбу, названную у римлян remora, сиречь удержание. Она, прильнувши к брюху корабля, самое быстрейшее удерживает его стремление.

Пока смотришь на рыбу, не чувствует душа никакого вкуса. А когда проницать оком в утаенное в небольшой рыбе Божие начало, тогда сердце находит сладость сота, найденного во льве Самсоном. «Гортань его – сладость, и весь – желание».

Безместное и нестаточное дело, дабы рыба одною тленной своей природы грязью могла препобедить и обуздать быстроту столь ужасной машины, если бы в тленной ее тьме не закрывался начальник тот: «Положил тьму, тайну свою».

Сей есть родник антипатии и симпатии ^[185].

Взглянем на землю и на около нас находящееся. Мелочный зверечек мышь, вкравшись за дорожным припасом в коляску, бешеную рысь самых буйных лошаков приводит в слабость и истомление. Взгляни на слабосильного зверька – человека. Он водит медведей и слонов. Взгляни на маленькую компасную коробочку и на малую часть корабля – на его руль. Он правит течение, а та указывает путь. Маленькая искра разоряет городские стены. Из крошечного зерна выходит большая яблоня. Легонький воздушный шум есть испущенное из уст слово, но оно часто или смертно уязвляет, или в кураж приводит и оживляет душу. Малая птица петух пугает льва, а мышь – слона. Невидная пружина в составе движет всю часовую машину. Неосязаемая в циркуле точка источник есть всех фигур и машин. Десятифунтовая машинка ворочает стопудовую тяжесть. Соломенный крутень разбивает кремень. Ничтожная гражданских законов бумажка содержит гражданство в тишине. Отцовская старость владеет сильными рабами и буйными сынами. Слабого здоровья государь управляет бессловесной свирепостью народной.

Все сие по плоти ничто есть, но по сокровенному в себе естеству сильное. «Дух животворит». Сие чýдное начало: в немощах – сила, в тлени – нетление, а в мелочи есть величие. Оно начиная – кончает, а кончая – начинает; рождая – погубляет, погубляя – рождает; противным врачуя противное, и враждебным премудро споспешествуя враждебному, как свидетельствует острое философских учеников речение: «Unius interitus es alterius generatio» – «Одной вещи гибель рождает тварь другую».

Взглянем теперь на всемирный мир сей, как на увеселительный дом вечного, как на прекрасный рай из бессчетных садов, будто венец из веночков, или машинище, из машинок составленный.

А я вижу в нем единое начало, так как один центр и один умный циркуль во множестве их.

Но когда сие начало и сей центр есть везде, а окружия его нигде нет, тогда вижу в сем целом мире два мира, один мир составляющие: мир видный и невидный, живой и мертвый, целый и сокрушаемый. Сей – риза, а тот – тело, сей – тень, а тот – древо; сей – вещество, а тот – ипóстась, сиречь основание, содержащее вещественную грязь, так как рисунок держит свою краску.

Итак, мир в мире есть то вечность в тлени, жизнь в смерти, восстание во сне, свет во тьме, во лжи истина, в плаче радость, в отчаянии надежда.

В сем месте встречается со мною любомудрое слово Платоново в такой силе: «Подлость не почитает за сущую точность». Nisi quod πρἰξ teneat, сиречь кроме одного того, что в кулак схватить может, а в кулак схватить можно одно осязаемое. Если ж мне скажешь, что внешний мир сей в каких-то местах и временах кончится, имея положенный себе предел, и я скажу, что кончится, сиречь начинается.

Видишь, что одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда ж зачинается цыпленок, когда портится яйцо.

И так всегда все идет в бесконечность. Все исполняющее начало и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет. Он всегда и везде при своем начале, как тень при яблоне. В том только разнь, что древо жизни стоит и пребывает, а тень умаляется: то преходит, то родится, то исчезает и есть ничто.

Страница