Куриный бульон для души. 101 история о женщинах - читать онлайн книгу. Автор: Марси Шимофф, Джек Кэнфилд, Марк Виктор Хансен, и др. cтр.№ 14

– Кто это назвал нашу Линду «Каланчой»? – недоверчиво переспросила она. Казалось, она парит в воздухе, источая магические лучи, отчего весь класс затих.

«Наша Линда!» Эти слова в устах миссис Петерсон прозвучали почти как «Отче наш». От изумления у меня даже дыхание перехватило.

– А я-то всегда думала, что наша Линда – будущая модель агентства «Пауэрс».

Двадцать девять пар глаз непонимающе уставились на нее.

– Что-нибудь слышали об нью-йоркском модельном агентстве «Пауэрс»? – Миссис Петерсон вопросительно окинула нас взглядом своих карих глаз. Будто бы соединенные невидимым проводом, мы одновременно покачали головами. Нью-Йорк! Нам, в Огдене (штат Юта), казалось, что это где-то на краю вселенной.

– В этом агентстве работают самые знаменитые модели в мире, – продолжала она перед жадно слушающей аудиторией. – Все они должны быть не меньше 182 сантиметров ростом.

Все ахнули, включая меня. Несколько пар глаз с восхищением посмотрели на меня, но вместо того, чтобы привычно ссутулиться, я гордо выпрямилась, впервые в жизни желая стать еще чуточку выше. А миссис Петерсон продолжала:

– А знаете, зачем моделям быть такими высокими? – спросила она. И снова все отрицательно замотали головами. – Это потому, что высокие женщины – скульптурны, и одежда на них сидит красивее.

«Скульптурны!» Слово-то какое! Миссис Петерсон тепло улыбнулась классу, как будто снимая чары, которыми нас сковала. Затем она коснулась руки Аннелль Крабти (та пользовалась популярностью, вот только ростом не вышла) и сказала:

– Ты готова показать свои эскизы, Аннелль?

Я гордо прошествовала к своей парте. Дети – даже Джон Росс! – поспешно расступились, освобождая дорогу.

А мне столько всего нужно было обдумать! Столько эскизов нарисовать, столько решений принять! Кем мне стать вначале – лесником, ветеринаром или моделью? Можно ли быть знаменитостью и одновременно жить в одиноком маяке на вершине высокой горы? Я села на стул, смакуя это новое слово – «скульптурный» – а вместе с ним надежду. В голове моей скакали и вздымались на дыбы разгоряченные лошади. Скульптурные лошади! Какая потрясающая выйдет фреска!

Я – третий ребенок у своей матери и родилась, когда ей было 20. Сразу после родов медсестры унесли меня, и она не успела меня увидеть. Врач мягко объяснил ей, что у ребенка нет ручки ниже локтя, и посоветовал:

– Обращайтесь с ней, как с обычной девочкой, и даже строже.

И мама послушалась этого совета! Еще до того, как отец ушел от нас, ей пришлось вернуться на работу, чтобы обеспечивать семью. В нашем доме в Модесто (штат Калифорния) было пять девчонок, и все должны были помогать по хозяйству. Однажды, когда мне было лет семь, я прибежала из кухни с криком:

– Мам, я не могу чистить картошку – у меня всего одна рука!

– Сейчас же вернись на кухню, – строго ответила мама, не отрываясь от шитья. – И не смей больше использовать это оправдание!

Конечно же, я могла чистить картошку здоровой рукой, придерживая ее другой. Из любой ситуации можно найти выход, и мама это знала.

– Если очень захотеть, можно в космос полететь, – повторяла она.

Во втором классе учительница выстроила нас на школьном дворе – нужно было передвигаться по игровой площадке, перепрыгивая с одного турника на другой. Когда пришел мой черед, я отрицательно замотала головой. Кто-то сзади засмеялся. Домой я вернулась в слезах и вечером рассказала обо всем маме. Она обняла меня, и в ее глазах я прочитала: «Разберемся».

На следующий день после работы она повела меня в школу. На школьном дворе никого не было. Мама внимательно осмотрела турники.

– Подтянись на правой руке, – велела она. Я подтягивалась, пока у меня не получилось зацепиться за турник левым локтем, а мама стояла рядом и подбадривала меня. Так мы тренировались день за днем, и за каждую новую ступеньку мама меня хвалила.

Никогда не забуду, как мы снова собрались на школьном дворе. Я взбиралась все выше и выше, гордо глядя на детей, которые еще недавно смеялись надо мной. Теперь все они стояли, разинув рот.

Так было во всем: вместо того чтобы делать работу за меня или смиряться с оправданиями, мама заставляла меня находить решение.

Временами я на нее обижалась. «Она-то не знает, каково это, – думала я про себя. – Ей наплевать, что мне тяжело».

Однажды вечером, после танцев в моей новой средней школе, я лежала в кровати в слезах. Мама вошла в комнату.

– Что случилось? – мягко спросила она.

– Мама, – ответила я, всхлипывая. – Никто из мальчиков не захотел со мной танцевать из-за руки.

Она долго молчала и наконец сказала:

– Милая, когда-нибудь ты поколотишь их бейсбольной битой. Вот увидишь!

Голос ее дрожал. Я украдкой посмотрела – по ее щекам текли слезы. Только тут я поняла, как ей больно за меня. Но она никогда не показывала мне своих слез, потому что не хотела, чтобы я начала себя жалеть.

Спустя некоторое время я вышла замуж за первого парня, который, как мне казалось, принял меня такой, как есть. Но он оказался инфантильным и безответственным. Когда родилась моя дочь Джессика, мне хотелось оградить ее от своего неудачного брака, и я развелась. Пять лет я была матерью-одиночкой, и все эти годы мама была для меня каменной стеной. Когда мне хотелось поплакать, я бросалась в ее объятия. Когда я жаловалась, как тяжело возиться с маленьким ребенком после работы и учебы, она смеялась. Но если я хоть на минуту начинала себя жалеть, то тут же смотрела на нее и вспоминала: «Она вырастила пятерых!»

Я снова вышла замуж. У нас с моим мужем Тимом замечательная семья и четверо детей. Моя мама, которой пришлось упустить столько важных моментов с собственными детьми, с лихвой наверстала их с внуками.

Не раз я видела, как она баюкает Джессику, гладя ее по голове.

– Я буду ее баловать, а воспитанием пусть занимается ее мать, – повторяла она. – Теперь у меня есть на это право.

На самом деле она не баловала детей, а лишь дарила им любовь и терпение.