Когда погаснет лампада - читать онлайн книгу. Автор: Цви Прейгерзон cтр.№ 16

Подругу зовут Клава Боброва, она замужем и мать полуторагодовалого ребенка. Эйдельманы знакомы с нею по Ленинграду. Муж Клавы — инженер, один из бывших учеников Степана Борисовича, а отец — доцент, химик; он работает в том же институте, что и профессор Эйдельман. Есть в Клаве какая-то скрытая искра, глаза вызывающе сверкают, а рот всегда готов к улыбке. Улыбка эта широка и открыта, а блеск влажных губ и красивых зубов обращает на себя внимание любого мужчины. Такова она, Клава, такой сотворил ее Всевышний — с любопытным носом, косами и манящим телом.

И вот наступает вечер, летний вечер в середине августа. По одному, по двое собираются в фейгинский дом празднично одетые гости. Туфли начищены, рубашки отбелены, на шеях повязаны красивые галстуки, и идеально прямы стрелки отглаженных брюк. Что уж говорить о нарядах девушек и женщин, одетых по самому серьезному вкусу. Взгляните, к примеру, на Голду Гинцбург. На ней платье из обычной ткани, которое, видимо, только что выстирано и отглажено, но коралловое ожерелье придает лицу девушки особое очарование. Лицо это покрыто легким пушком, но сквозь него сияет чистота; Голда единственная из девушек не накрасила губы.

А теперь бросим взгляд на хозяйскую дочь, Рахиль Фейгину. Вот она проходит легкой походкой из комнаты в комнату, стройная, с узкой талией, и высокий блестящий воротник оттеняет ее красивые черты. Зато прическа этой цветущей женщины — мелкие колечки перманента — кажется Вениамину не слишком подходящей. В большой комнате накрыты столы, но трапеза еще не началась. Молодежь толпится в комнате Вениамина. Лида и Клава еще не пришли. Вениамин, ответственный за патефон, занят пластинками и иголками. Соломон и Голда танцуют. Голде не слишком знаком этот танец, но и Соломон танцует кое-как. Лицо его сохраняет рассеянное выражение, зато какой радостью сияют глаза Голды! Она осторожно переступает с носка на носок, отдается танцу всей душой и всем телом. В руках партнера она как глина в руке Творца. Соломон крутит ее и вправо, и влево, отставляет ногу, отступает назад. И Голда послушно кружится, движется в такт музыке, с носочка на носочек, и весь танец светится сиянием ее лица.

Вот в комнате появляется Рахиль Фейгина — обязанности хозяйки заставляют ее то и дело входить сюда по той или иной надобности. Вениамин пользуется случаем, чтобы пригласить ее на танец. Возможно, он обнимает ее при этом чересчур сильно; женщина отвечает парню серьезным взглядом. Музыка смолкает, и танцующие разочарованно отрываются друг от друга. Маленькая Тамара сидит на коленях у Бермана.

— С кем ты сегодня играла на улице? — спрашивает Берман.

— С Ароном. Бегали наперегонки.

— Придется мне вызвать его на дуэль!

— Кого?

— Твоего Арончика!

Берман делает угрожающее лицо. Сразу видно, что Арону не поздоровится, когда против него выйдет столь ужасный противник. Тамарочка благословляет своего защитника на бой:

— Угости его тумаками, дядя Берман!

Девушек из Вельбовки все нет и нет, и Вениамин выходит к ним навстречу. Соломон присоединяется к нему. Снаружи — темные крылья молчаливого вечера. Соломон обнимает друга за плечи; они идут рядом, напевая тихую песню. Уже выйдя на ведущую к Вельбовке дорогу, ребята натыкаются на Лиду и Клаву. Лида одета довольно скромно: черная юбка, голубой цветок на прозрачной блузке и очень идущая ей соломенная шляпка. Зато как выглядит идущая рядом с ней подруга Клава! Черный шелк и батист, туфли на шпильках, губы ярко накрашены, глаза сверкают, в глубоком вырезе видна загорелая шея, дразнит и манит смеющийся рот.

— Боброва, — говорит она низким грудным голосом и протягивает Соломону для рукопожатия кисть в тонкой перчатке.

Лида тоже, знакомясь, называет не имя, а фамилию, и компания сворачивает в переулок, в объятия мягкого вечера. Проходит минута-другая, и вот уже Соломон идет под ручку с обеими девушками — одна слева, другая справа. Слышны болтовня, смех и легкомысленные шутки. Нет, не такой Соломон человек, чтобы смущаться, когда на его пути встречаются девушки — хоть две, хоть двенадцать. Слава Богу, уж кто-кто, а он с представительницами прекрасного пола всегда поладит.

Вениамин шагает рядом с Лидой; он так и не взял ее под руку — робки влюбленные сердца! Это, конечно, не означает, что он, склонив голову, пресмыкается в пыли. Можно и от Вениамина услышать шутку или острое словцо, которое он то и дело вставляет в веселую беседу.

Вдруг слышится шум приближающегося стада; воздух наполняется блеянием, мычанием, щелканьем кнута, топотом ног и облаками пыли. Пыли много — она окутывает животных и поднимается до самого неба. Время от времени от стада отделяется одна из коров и сворачивает к дому. Она останавливается перед запертыми воротами, задумчиво смотрит на них и наконец исторгает из глубин коровьего тела громкое «му-у-у!», печальное и протяжное, слышное далеко-далеко. Босоногая девчонка распахивает ворота, и животное заходит во двор. Девочка любовно поглаживает ее по спине и ласково бормочет: «Ну, Манька…»

Корова вернулась домой для дойки и ночного отдыха — добро пожаловать, милая! Как хорош вечер! Как приятен его теплый ветерок, порхающий по городским улицам, неся на своих крыльях запах молока и цветов.

А стадо продолжает свой путь в суматохе мычания, криков, трубных звуков рожка, в столбах пыли, свисте и щелчках пастушьего кнута.

— Бежим! — кричит Соломон, и компания со всех ног мчится в ближайший тихий переулок искать спасения от пыли. Там они, невольные жертвы местного животноводства, пережидают, пока пройдет стадо, и разглядывают последствия встречи с коровами. Теперь нарядная одежда ребят покрыта пылью; особенно расстраивается Клава, глядя на свои выходные туфли.

Из окна слышен звук патефона — это танго «Идет дождь».

— Я целую вечность не танцевала! — говорит Клава; в ее глазах — грусть и ожидание.

Но разве Клава Боброва способна долго грустить? Вот уже снова смеются ее светлые глаза. В большой комнате стоят накрытые столы, готовые к празднеству. Уже собрались несколько стариков — Берл Левитин с женой, габай Гинцбург. Вокруг столов суетятся бабушка Песя и Сара Самуиловна, расставляют тарелки и бутылки, столовые приборы и рюмки. Компания идет в комнату Вениамина; рукопожатия, короткий обмен приветствиями… Голда Гинцбург вдруг заливается краской до самых ушей, но Берман мгновенно приходит к ней на помощь. Он сгоняет с колен маленькую Тамару и отвлекает на себя внимание гостей — весь воплощенная вежливость и учтивость.

И снова слышен хрипловатый голос патефона. На этот раз в танце участвуют три пары: прежде всего, Соломон с Клавой, за ними — Голда и Берман и, наконец, Вениамин с Лидой. Холодная ладошка Лиды лежит в пальцах юноши, ее вторая рука опирается на его плечо. Впервые он обнимает эту девушку. Да здравствует танец! Да здравствуют люди во всем мире, причастные к сочинению танцевальной музыки — все, напевающие себе под нос новые мелодии, а потом записывающие их на нотную бумагу! Легки шаги Лиды, она словно плывет, не касаясь пола, тонкий запах духов в ее волосах. Нет, Вениамин не осмеливается прижать ее к себе даже самую малость крепче обычного. Далека от него девушка, как небесная радуга. Звуки танца наполняют комнату — звуки скрипки и ударных, фортепиано и саксофона.