Нет, недоволен парень жизнью в Гадяче. Далеко заглядывает парень, не хочет пускать корни в залитую кровью землю. Воздух здесь еще полон угрозы, повсюду чудится оскал хищного чудовища, люди просыпаются по ночам в холодном поту.
Последние годы утвердили Лейбку в этом мнении. Он готов уехать куда угодно — в Полтаву, в Киев, к черту на рога, — лишь бы не оставаться здесь. Но Берман советует ему прежде съездить к колхоз «Путь к социализму», разузнать о судьбе четырех сестренок, а заодно и пегой коровы.
Сказано — сделано. К брату присоединяется Сарка. Ципа-Лея собирает детей в дорогу, кладет в котомки немного еды, и вот они уже шагают по шоссе и по лесным проселкам. Там сейчас большое движение, есть попутки в обе стороны. Брат с сестрой голосуют с обочины. Не у каждого шофера каменное сердце. Часть пути ребята проделывают на колесах, часть пешком и уже к полудню оказываются в колхозной деревне. В правлении сидит один из представителей семьи Майборода, он объясняет, как добраться до дома Марии Максимовны. У этой портнихи по-прежнему много заказов. За время войны одежда у людей прохудилась, а новой все еще не купить. Вот и строчит не переставая швейная машинка Марии Максимовны. А как же иначе? Надо ведь растить детей — Наташу и Мишку.
Она принимает Лейбла и Сарку приветливо, но сразу сообщает им дурную весть. Нет больше среди живых ни Хаси, любимой старшей сестры, ни красавицы Ханы, гордости семьи Гинцбург. Сарка начинает плакать, каменеет, желтеет от гнева лицо Лейбла. Мария Максимовна ведет их в дом тети Оксаны, где два года жила Машенька — она же Мирка Гинцбург. У Оксаны четверо своих, с Миркой пятеро; родственники помогают ей — кто деньгами, кто продовольствием. Ривочка живет в лучших условиях; правда, теперь она отзывается на имя Ира. Ей уже семь, Мира старше сестры на полтора года. Стараниями семьи Майборода выжили и они, и пегая корова.
Далека от больших населенных пунктов эта колхозная деревня, жители ее не считают спасение еврейских детей чем-то особенным. В доме Марии Максимовны собирается близкая родня. На столе — обед; кроме украинского борща есть тут и мясо. Неспокойно сердце Марии Максимовны, когда вспоминает она погибших сестер. Хозяйка достает бутылку самогона, разливает по стаканам мутную жидкость. Заставляют выпить по глотку и брата с сестрой — помянуть невинно убиенных. Таков обычай.
Глаза Сарки снова наполняются слезами; слезы текут по щекам, капают в миску с борщом. Солон борщ от Саркиных слез. Лейбка не плачет — не к лицу это мужчине и партизану. Он внимательно прислушивается к беседе, где раз за разом упоминается имя полицая Ивана Панасенко. Лейбл сжимает кулаки. Таких полицаев партизаны уничтожали безжалостно.
— Где он теперь, этот Панасенко?
Панасенко схвачен и сидит в тюрьме в Липовой Долине. Он еще получит по заслугам. Мария Максимовна осушает еще один стакан самогона. Приносят новую бутылку — таков обычай. Люди пьют, поминают сестер Гинцбург. Сарка целует спасенных сестричек. Как они выросли за эти два года! Девочки, не узнавшие ее поначалу, теперь уже и узнали, и признали. В углу молчит швейная машинка. Она и не упомнит, когда еще собиралась в доме Марии Максимовны такая большая компания.
Четверых детей Гинцбургов ведут на деревенское кладбище. Мария Максимовна показывает им просевший холмик на могиле двух сестер. Одна застрелена, другая повесилась. Молча стоят захмелевшие люди вокруг холмика, торчащего в отдалении от других могил. Дети бывшего кладбищенского габая города Гадяча срывают несколько полевых цветов и кладут их на могилу.
Назавтра Гинцбурги и корова возвращаются в Гадяч. В доме радость, смешанная со скорбью. Из двенадцати членов семейства погибли четверо: глава семьи Арон, а также дети — Шимон, Хася и Хана.
Долго не было вестей и от старшего сына Нахмана, воевавшего в армии. Не было, а когда пришла, то лучше бы не приходила: «Нахман Аронович Гинцбург пал смертью храбрых в бою за Родину».
Ципа-Лея и Голда заняты с утра до вечера: не так-то просто управиться с такой оравой. Корова тоже требует ухода. Отец семейства Иосиф, да продлятся его дни, много часов проводит на ногах и по возвращении домой нуждается в обеде и отдыхе. Покойная мать Хая-Сара приучила его к хорошему питанию.
В общем, дел хватает. Первого октября начались занятия в школе. Ривочке туда еще рано, а остальным Гинцбургам — в самый раз. Митрофан Петрович Гавриленко тоже вернулся к гражданской жизни. Через несколько дней откроет свои двери и вельбовская школа. Взрослые и старшеклассники уже ремонтируют парты, штукатурят и белят стены, моют полы. Гавриленко и его выдающийся кадык управляют работами.
Соломон Фейгин несколько дней пробыл в освобожденном Гадяче, а затем был заново мобилизован. Бабушка Песя хотя и сильно ослабла в лесу, но выжила и вернулась домой. Да, снова заметно движение возле дома Фейгиных в Садовом переулке. Старая Песя, собравшись с силами, взялась за восстановление своего домашнего очага. Ей есть о ком позаботиться: под ёе материнской опекой сейчас Соломон, Вениамин и Янкл Левитин. Да, Песя не забыла обещания, данного Ехезкелю. Его жена Мириам и дочь Лия погибли, но сын Янкл остался в живых, и Песя взяла подростка в свою семью.
Перед приходом немцев Хаим-Яков зарыл в подвале сверток с деньгами и ценностями. Теперь эти средства пошли на ремонт, на дрова, на запас картофеля и овощей. Из дома все было расхищено, не осталось ни мебели, ни посуды, ни одежды, ни белья. Пришла Даша с Айзеком на руках — теперь его зовут Эдик. Мальчику всего два года, и он мало что понимает в происходящих вокруг переменах. Матерью ему стала Даша, а отца он не знал вовсе.
Бледный ребенок с голубыми глазами и еврейским лбом стоит в горнице и подозрительно озирается по сторонам. Печально глядит Соломон на маленького сына. На лице у него грустная улыбка, слегка поблескивают золотые зубы. Фирочка! Образ любимой Фирочки угадывает он в чертах голубоглазого мальчугана.
— Эдик, иди сюда!
Тот не двигается, лишь палец его следует по привычному маршруту в рот. Эдик размышляет, как поступить. Соломон подхватывает сына на руки, прижимает к себе, гладит по голове.
— Не узнаешь отца, Айзекл?
По щекам Песи катятся слезы.
Она готовит ужин. Парни вернулись с рынка, где раздобыли немало съестного. Есть картошка, подсолнечное масло, лук, помидоры, хлеб, яблоки, яйца. Роскошная трапеза! Комнаты наполняются восхитительным запахом яичницы. Снова поднимается дым из труб нескольких еврейских домов. Клочок жизни на пустыре обломков и запустения. Снова привычные запахи и цвета, снова хлопочет мать по хозяйству, убирает посуду после ужина.
Наутро, позавтракав, Соломон и Вениамин отправляются в больницу поговорить с медсестрой Анной Дмитриевной. Перед ними грузная седая женщина. От тщательного отглаженного халата и накрахмаленной шапочки веет чистотой и добрым отношением.
Женщина сильно изменилась за прошедшие годы. Мы знавали ее на пороге старости — теперь она состарилась совсем. Оккупацию медсестра провела в Гадяче, продолжала работать в больнице и служила фашистам. Теперь эта подлая старуха видит Соломона и вспоминает хорошие времена. Во рту молодого мужчины поблескивает золото; она хорошо помнит этот рот. Тогда он был вообще без передних зубов. Сколько времени минуло с тех пор? Казалось бы, кому может понравиться беззубый парень? Но Анне Дмитриевне был симпатичен этот храбрый студент, который приходил к ней в комнату с бутылкой вина и десятком-другим анекдотов.