– Если вы намекаете на своих могущественных знакомых, среди которых даже генерал ФСБ имеется, то мы в курсе. И то, что предатель Морено у вас в дружках числится – тоже знаем, – ох, не любит МакКормик Винса, вон как перекосило на другую сторону! – Но поверьте, здесь вас никто не найдет. Никто и никогда. Просто примите это как данность. Ни ФСБ, ни ЦРУ, ни МОССАД какой-нибудь – все эти конторы здесь бессильны. На этой территории только один царь и бог – Йозеф Менгеле!
ГЛАВА 27
Истерика у всех выражается по-разному. Кто-то орет, кто-то рыдает до икоты, кто-то громит окрестности, кто-то глотает упаковку снотворного или тупо пилит вены. Какой вид этой гадости предпочитаю я?
До сих пор не знала, потому что довольно успешно загоняла истерику вместе с бабством под плинтус. В крайнем случае, громила окрестности.
Вываленная на мою и без того задолбанную нервную систему информация оказалась совсем уж несочетаемой, невозможной, дикой, в конце концов! Я старалась, очень старалась, собирая из этой белиберды хоть что-то более-менее адекватное, нехотя поддающееся пусть хиленькой, но логике. Но имя давно умершего нацистского врача-изверга из Освенцима оказалось тем самым камешком, который рассыпал мои построения в невразумительную кучу.
И я… я заржала. Именно заржала, спокойное «засмеялась» никак не подходило к издаваемым мною звукам. Хохот вырывался из меня залпами, заставляя сгибаться пополам, слезы ручьями катились по щекам, воздуха не хватало, я задыхалась, но очередной спазматический залп не позволял мне хоть немного прийти в себя.
Надо ли говорить, что при этом я топала ногами, сотрясая шезлонг, в котором сидела?
МакКормик, ожидавший после своего пафосного заявления чего угодно, только не ржача, сначала явно психанул – губки поджал, глазками засверкал, аж взбледнул малость. Но потом присмотрелся, нахмурился и коротко гавкнул, приказывая Курту принести чемоданчик с медикаментами.
Хотя меня плющило и корежило все сильнее, но просьбу белесого оставить все как есть – она баба здоровая, справится! – я услышала. М-да, умею я заводить «друзей».
Гавк перешел в рявк, и Курта буквально смело с палубы. Крошка Стиви, я вижу, тут в большом авторитете.
А потом способность хоть что-то слышать и видеть трусливо поползла в воду, в глазах потемнело, грудь сдавило стальным обручем.
– Чего ты стоишь, как дурак какой! – еще успела услышать я отчаянный крик дочери. – Ты что, не видишь – маме плохо!
– Не волнуйся, мы…
Дальше – белый шум. То есть ничего.
А потом из этого ничего протянулся яркий теплый лучик, он нежно обвил меня, пытаясь разорвать давящий обруч. Но обруч был сильнее, наверное, я слишком устала бороться.
Лучик не сдавался, он напрягался все больше, стараясь хотя бы ослабить давление. У него получалось, но едва-едва, я все дальше соскальзывала в белый шум.
И вдруг – еще один луч, немного другого оттенка, не такой яркий, но тоже теплый. Он сначала робко прикоснулся ко мне, затем к первому лучу и – свился с ним в плотный жгут!
Вдвоем они справились.
Обруч лопнул, воздух снова начал поступать в измученные легкие. Смех, правда, еще побулькивал, но уже довольно вяло, всхлипами.
Я снова могла видеть и слышать.
И первое, что услышала, был недовольный ор МакКормика:
– Тебя и на самом деле только за смертью посылать, Курт!
– Да я найти не мог…
– Не ври! Я прекрасно понял твой замысел, который, между прочим, почти удался! Она едва не задохнулась тут, пока ты таскал свою тощую задницу в мою каюту!
– Так не задохнулась же!
– И вот это самое любопытное, – я слегка приоткрыла глаза и увидела Хренова Экспериментатора, деловито набирающего шприцом из ампулы какую-то прозрачную жидкость. – У нее уже были конвульсии, посинела вся, я начал придумывать, как можно будет использовать тебя, ублюдка, в моих опытах, чтобы хоть как-то возместить потерю столь ценного экземпляра…
– Очень смешно.
– А я и не шучу, – игла здоровенного шприца хоботом комара-мутанта впилась в мою руку. – Если бы эта женщина умерла, ты, мой дорогой Курт, переселился в блок для подопытных.
– Что-о-о? Меня, истинного арийца, вы уравняли со всякими недочеловеками?! Да кто вам разрешит, америкашке дохлому, так поступать с немцем!
– Йозеф, – усмехнулся МакКормик. – Наш дорогой герр Йозеф Менгеле. Недавняя попытка вырастить ему новую печень из его же стволовых клеток не удалась, придется пока пересадить орган донора…
– Можно подумать, для вас это проблема!
– Нет, не проблема, но, согласись, одно дело – орган недочеловека, а другое – истинного арийца…
– Хватит вам трещать на непонятном языке! – Ника, все это время обнимавшая меня за плечи, выпрямилась и недовольно нахмурилась. – Мамой лучше занимайтесь! Что-то она от вашего укола не очень поправилась! Вон по-прежнему еле дышит!
– А ты не знаешь, малышка, – вкрадчиво заговорил ушлепок, – как твоя мамочка смогла справиться с приступом истерического удушья?
– Не знаю. Справилась и все.
– Но ты прижалась к ней так сильно, что аж побледнела вся, глазки закрыла, вон вспотела даже.
– Я просто очень за маму волновалась!
– Ну да, ну да, – закивал МакКормик, став очень похожим на автомобильную кивающую собачку. – Конечно, волновалась. Ну, как вы себя чувствуете, Анна? – К моему лицу приблизились обгрызенные очки. Фу, да у него еще и изо рта воняет!
– Так, словно по мне прошлись все участники фестиваля самбы в Рио-де-Жанейро. Зачем вы по мне топтались, Стивен? Вас возмутила моя реакция на хрень, которую вы несли?
– Никто по вам не топтался, дорогая, – эскулап отломил кончик новой ампулы, на этот раз с чем-то розоватым. – Просто у вас случился приступ истерики, что вполне объяснимо в вашей ситуации. Столько всего сразу для слабой женщины – это слишком!
– Вы, главное, не волнуйтесь так, мой дорогой Стиви, – просипела я, пробуя подняться. – А то вон аж очки запотели от сочувствия к несчастной слабой женщине, которую сами же и гробите!
– Никто вас не собирается гробить, помилуйте! – сколько можно ширять мою несчастную руку? – Вы нам очень нужны, разве вы еще не поняли? И вы, и ваша чудесная дочь. И все ваши будущие дети.
– Ну вот, опять хрень поперла! Сначала это было упоминание давно подохшего наци, теперь – мои будущие дети. Какие еще дети, о чем вы?
– Ваши, Анна, ваши.
– И от кого, позвольте полюбопытствовать?
– Этот вопрос пока решается, вашего мужа, как вы понимаете, сюда доставить будет посложнее. Но мы проверим с другим мужчиной для начала. Жаль, конечно, что результата придется ждать девять месяцев, тут пока неувязочка, но мы работаем и над этим.