– У нас нет воды в бутылках, только из-под крана…
– Один чёрт, дружище. Большой бокал, холодная вода. За дело.
Полицейский кивает:
– Две секунды.
– Раз-два! – командует Гюннар, не отводя взгляда от своих пальцев. Полицейский бросает взгляд на меня, затем на пальцы Гюннара. После этого он разворачивается и уходит.
– Вы правда думаете, что я замешан в пропаже шерифа с сержантом? – спрашиваю я и дую на кофе.
– Разумеется, нет, – отвечает Гюннар, – или, вообще-то, откуда мне знать. Я здесь проездом. Буду проводить занятия для офицеров из местных вооруженных сил на следующей неделе. Просто должен был заглянуть, чтобы проверить, действительно ли речь о тебе, – он смеётся, – и вот он ты.
– А ты со мной, – отвечаю я. – Для полного счастья не хватает только сосисок на вертеле и какао.
Полицейский возвращается с водой со льдом в большом графине, который он ставит на стол. Гюннар делает крупный глоток, а потом отставляет стакан в сторону и поднимается:
– И, слушай, – он грозит мне пальцем, как будто шпагой, – не звони, хорошо?
– Договорились.
Он разворачивается, собираясь уходить, а потом останавливается около полицейского, который стоит по стойке смирно, вытянув руки вдоль туловища и разглядывая окровавленные бумаги из своей папки. Гюннар снова поворачивается ко мне.
– И ещё: не пиши и не звони Анн-Мари, не заходи в мой офис в Грёнланне, не присылай открытки из отпуска, никаких эмейлов, никаких запросов дружбы в Фейсбуке и неловких приветствий с другой стороны улицы. Ничего. И держись подальше от наших коллег в Бергене. Заползи обратно в обломки автомобиля, пропади в душевой, мне вообще всё равно. Исчезни. Тебя больше нет, Торкильд Аске, это понятно?
– Понятно.
– И ещё одно: отсюда тоже убирайся. Из этого дела, как бы оно ни развивалось. Тебе здесь делать нечего.
– Скоро, – отвечаю я.
– Не скоро, а сейчас же!
– Адьё, Гюннар.
– Иди к чёрту!
Гюннар скрывается за дверью, а две секунды спустя снова появляется Свердрюп и заглядывает внутрь, как испуганная собака. Убедившись в том, что обстановка безопасна, он проскальзывает внутрь и запирает за собой дверь. Оба мужчины садятся, сержант достаёт новый листок из стопки бумаги, аккуратно вытащив его из кучи скомканных и испачканных кровью листов на столе, хватает ручку и начинает писать.
– Хорошо, – говорит Свердрюп и складывает ладони в благоговейном жесте, который должен продемонстрировать спокойствие и бдительность, – наконец-то это закончилось, – причмокивает он на псевдо-северо-норвежском, постукивая кончиками пальцев друг о друга. – Давайте начнём всё сначала. Твоими собственными словами.
После того как мы закончили и меня попросили держаться подальше от проблем, но и не уезжать слишком далеко, пока поиски всё ещё идут, я еду в торговый центр, в котором был, когда впервые приехал в город. Сначала я захожу в аптеку и покупаю дюфалак, а потом заглядываю в парфюмерный и покупаю такой же флакон парфюма у той же самой продавщицы, как и в прошлый раз. Она не улыбается, просто старается сохранять спокойствие, будто во время вооружённого грабежа, пока не пройдёт транзакция.
На улице перед торговым центром я бросаю взгляд на морскую пену, которая омывает причал для быстроходных судов. Я сажусь в автомобиль и выезжаю из города в северном направлении, сквозь темноту, мимо тяжёлых горных хребтов, заржавелых сушилок и разрушенных крыш сараев, которые ветер сдул на землю. Я еду мимо обломков деревьев, столбов и выброшенных на берег водорослей, и ветром выносит рваные грозовые облака из-за линии горизонта.
Глава 31
Когда я наконец возвращаюсь в социальный центр Шельвика, на часах уже пять. Ветер стих. Вертолёт и поисковая лодка пропали, фьорд – бурлящая сине-чёрная стихия, она беспокойно гудит в вечерней тьме. Я достаю мобильный и звоню Харви.
– Yes, – легкомысленно отвечает Харви, – Mr. Aske, is it not
[18]?
– The very one
[19], – отвечаю я, и Харви громко смеётся. Я представляю, как он поднимает за моё здоровье чашку кофе с горячительным, сидя у кухонного окна.
– Они нашли лодку, – серьёзно произносит он.
– Что? Ты уверен?
– Да. Юханнес только что мне рассказал. Он услышал по рации. Маломерное судно обнаружило их сегодня утром выброшенными на берег на острове Рейнёй. Кстати, я сегодня видел полицейскую лодку у маяка. Выглядело так, как будто они там что-то расследовали. На всех были белые костюмы, оттуда они и поехали дальше.
– Мрази, – шепчу я.
– Что?
– Забудь. Просто встретил сегодня старого знакомого в Трумсё.
– В Трумсё?
– Я только что с допроса.
– Вот как. И они ничего не сказали?
– Нет.
– Почему?
– Полицейская тактика, – отвечаю я и всем весом облокачиваюсь о прокатный автомобиль, – нет никакого смысла рассказывать свидетелю или возможному подозреваемому о том, что знаешь, только если это не тактический ход.
Я снова перебираю в голове наш разговор с Гюннаром Уре и Свердрюпом пару часов назад. Мало того что Гюннар случайно оказался тут как раз в момент, когда пропадают двое полицейских, которые должны были встретиться со мной на маяке. Они уже начали сочинять сценарий. В этом сценарии я – участник пропажи Бьёрканга и Арнта.
– Вот дьявол, – стону я и наклоняюсь вперёд, когда мне скручивает диафрагму.
– Звучит не очень, Торкильд, – говорит Харви.
– Да вообще кошмар, – я продолжаю стонать и снова поднимаюсь, – скажи мне, где находится Рейнёй?
– На юге, по дороге в Трумсё. Свяжись с Юханнесом, он наверняка знает рыбака, который нашёл лодку. Мне нужно обратно на ферму, пока не наступила ночь.
– Бьёрканг и Арнт взяли с собой водолазные костюмы, когда ночью вышли в море.
– Откуда ты знаешь?
– В полиции сказали.
– Не похоже на то, чем Бьёрканг стал бы заниматься, – возражает Харви, – в такую погоду он бы никогда не стал погружаться, и я уже не говорю о том, что он не особенно-то и любитель.
– Они могли быть связаны с криминалом?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что, – объясняю я, – тот, кто в тот вечер прибыл на маяк, был в костюме аквалангиста, и полиция спросила меня именно о том, была ли у Бьёрканга и Арнта причина брать с собой водолазные костюмы, отправляясь в тот вечер в дорогу. И последнее, но не менее важное: никто, кроме них двоих, не знал, что я нашёл труп. Единственный логический вывод из этого – они как-то связаны с умершей и не хотят, чтобы кто-нибудь о ней узнал. Разве не так?