– Незадолго до смерти Леда мне сказала, что хочет и тебя объявить своей ученицей, потому что ты омыла Ксандра и Дженну.
– Знаю, что она тебе сказала. Я все слышала – пряталась с Ригелем под ивой возле Поляны собраний.
– Так ты и вправду омыла Ксандра с Дженной?
– Да, мама бы врать не стала.
Зора презрительно фыркнула:
– Про тебя она врала всю жизнь! Говорила, что ты хворая и солнечный свет тебе вредит.
– Это совсем другое. Она не врала, а защищала меня. – Мари завернула рукав плаща, вытерла грязную руку о влажный мох. Отступила на пару шагов, туда, где одинокий луч солнца пробился сквозь редеющий утренний туман. Подняла руку, будто потянулась к солнцу, и сразу тепло заструилось по телу. Мари поймала взгляд Зоры и показала ей руку.
Зора так и ахнула:
– О Богиня великая! Что у тебя с глазами? Они светятся. И… и рука. Фу, как противно! У тебя что, кожа шевелится?
Мари одернула рукав.
– Нет, не шевелится. Так бывает всякий раз, когда я впитываю солнечный свет – и это ничуть не противнее того, что происходит, когда призывают луну.
Зора покачала головой:
– С ума сойти! Может, ты и вовсе не дочь Леды?
– Дочь, конечно! – Мари сжала кулаки. – Что за вопрос! Не смей никогда больше спрашивать меня о таком!
Ригель в ответ на вспышку Мари рявкнул и угрожающе двинулся на Зору. Девушка отскочила назад, пропахав пятками борозды в мягком мху.
– Придержи его! Я же не со зла!
Мари погладила Ригеля.
– Все хорошо. Не трожь ее. Пока.
– Пока? – Голос Зоры сорвался на писк.
– Пока, – повторила Мари.
– Ну прости же меня! Ни тебя, ни его я не хотела обидеть. Мне кажется, нам надо успокоиться и все обмозговать хорошенько. Ты не думай, я не пытаюсь указывать тебе или твоей собаке, что делать. Я всего лишь хочу разобраться, очень уж все это странно, – сказала Зора.
Мари глубоко вздохнула, присела рядом с Ригелем, обняла его за шею – не для того, чтобы приструнить, а чтобы приласкать. Пока Зора не бросится на нее с кулаками, он будет лишь рычать, не более того. Во всяком случае, так думала Мари.
– Ладно, давай разбираться, – уступила Мари. – Спрашивай, а я буду отвечать. А потом сообразим, как нам быть дальше.
– Давай. Над Ледой надругался Псобрат?
– Нет! Мама и отец любили друг друга, – сказала Мари.
– Это же невозможно!
– Взгляни на меня. Как видишь, возможно.
– Ладно, раз это правда, то где же твой отец-Псобрат? – спросила Зора.
– Погиб.
– Ты не обижайся, но история о погибшем отце-Псобрате – это очень даже удобно.
– А вот и неправда. Будь Гален жив, мы с ним и с мамой ушли бы отсюда, поселились бы где-нибудь, где можно жить семьей, но его убили свои же, прежде чем мы успели бежать, – объяснила Мари.
– Откуда ты знаешь?
– Мама мне все рассказала. О том, как они полюбили друг друга, как решили бежать и как Галена выследили и убили, когда он отказался выдать нас с мамой. Все случилось у нее на глазах. Я была тогда совсем маленькая и ничего не помню. Зато мама помнила – каждый день вспоминала.
Зора молча всматривалась в лицо Мари, и во взгляде ее произошла перемена.
– Что с тобой? – спросила Мари.
– Как же грустно. В голове не укладывается, – ответила Зора.
– Задавай другие вопросы, и скорее с этим покончим.
– Пока что у меня всего один вопрос. Значит, ты всю жизнь готовилась стать Жрицей, и Леда не назвала тебя своей ученицей и преемницей только из-за твоих глаз и кожи, да еще из-за пса?
– Дело не только в моих глазах и коже. Черты лица у меня тоже другие, но я их маскирую. – Кончиками пальцев Мари коснулась лба и носа. – И волосы. Я их крашу. Точнее, красила. – Мари брезгливо поморщилась, указав на свалявшиеся патлы. – А теперь бросила.
Зора глянула на нее с прищуром:
– Волосы у тебя светлые, как у Псобратьев, да?
– Это твой последний вопрос?
Зора нахмурилась.
– Нет, это я только что подметила, потому и спросила.
– Да, светлые. По крайней мере, думаю, что светлые. Не помню, когда в последний раз видела их чистыми и без краски.
– Вот почему ты всегда такая чумазая. – Зора замахала рукой, не давая Мари ответить. – Нет, это не вопрос, а всего лишь наблюдение. А на вопрос мой ты так и не ответила – или ответила не полностью.
– Сначала мама не называла меня своей преемницей, потому что силы мои то проявлялись, то нет. Все изменилось, когда ко мне пришел Ригель, смертельно раненный. А потом я призвала луну без маминой помощи и омыла Ксандра и Дженну, и маму тоже вылечила. И все равно я удивилась не меньше тебя, когда мама назвала меня своей второй ученицей.
– Так ты не знала о ее намерениях?
Мари помотала головой:
– Нет. Ни сном ни духом. Был у нас об этом разговор, но она считала, что слишком тяжело мне будет расставаться с Ригелем.
Зора метнула взгляд на щенка.
– Почему?
– У нас нерушимая связь. Если мы расстанемся, и мне и ему будет плохо. – Мари обняла Ригеля, улыбнулась, а щенок замахал хвостом и лизнул ее. – Когда собака выбирает спутника, это на всю жизнь.
– О Богиня! Из-за этого чудовища охотники на нас напали!
– Не смей называть его чудовищем! Ригель не виноват, что какой-то парень, у которого нет собаки, на нем помешался, – сказала Мари.
– Но я ведь права, не так ли? Это его выслеживали охотники, а не нас.
– Это тоже вопрос, а ты говорила, у тебя всего один остался. Больше я отвечать не буду. Пора подумать, что с тобой дальше делать, – заключила Мари.
Зора улыбнулась.
– Это же проще простого! Тут и думать нечего, выход один. Буду жить в твоей норе, вместе с тобой. – Зора умолкла, посмотрела на Ригеля, и улыбка сбежала с лица. – Он все время в норе?
– Не будешь ты, Зора, с нами жить. А Ригель всегда со мной, все время.
– Что ж, не слишком удобно, а страшно-то как! Но ничего не поделаешь. Подумай, как сделать, чтобы он не рычал так ужасно, не скалил зубы и, разумеется, меня не укусил.
– Ты что, мужчина? У тебя ночная лихорадка?
– Нет, конечно.
– Значит, ты просто спятила. Не будешь ты жить со мной и Ригелем, это невозможно, – отрезала Мари.
– Ну что ж, не хотела до такого доводить, но ты не оставляешь мне выбора. Не пустишь меня к себе жить – расскажу всему Клану, кто ты есть, и про Ригеля расскажу, и про то, что из-за вас на нас напали Псобратья. Твоя нора надежно скрыта, но долго ли, по-твоему, ты будешь в безопасности, если весь Клан, обезумев от ночной лихорадки, станет тебя искать?