– Почему эта печь выглядит так, словно она работает со времен холокоста?
– Думаю, это завуалированное предупреждение, – прошептала я в ответ.
– Да, типа: «Итак, кто-нибудь из присутствующих хочет быть сожженным, а не похороненным? Это место, где с вами будет покончено. Муа-ха-ха!»
Во втором семестре у нас началась практика бальзамирования, которой я так боялась. Много раз я была свидетелем процесса бальзамирования, однако мне вовсе не хотелось самой делать то же самое. Наш преподаватель носил галстук с изображениями библейских сцен и каждый раз, уходя из аудитории, он осенял нас крестом и верил, что мы как будущие бальзамировщики выполняем божью работу.
Было очевидно, что в традиционной похоронной индустрии мне не было места. Я ненавидела бальзамирование и защитный костюм, покрывающий тело с головы до ног, который мы обязаны были носить. Личные защитные костюмы, доступные только в мерзком светло-голубом цвете, делали студентов похожими на нечто среднее между звездами фильма про эпидемию смертельно опасной болезни и гномами с лишним весом. Еще больше, чем костюмы (понимаю, что это несерьезный повод для недовольства), меня раздражал тот факт, что тела, которые мы бальзамировали, принадлежали неимущим и бездомным из округа Сан-Франциско.
В зависимости от года в округе Сан-Франциско проживают до 80 000 бездомных мужчин и женщин. На улицах Лос-Анджелеса живет больше человек, чем в Нью-Йорке, Чикаго и Сан-Франциско вместе взятых. Всего в десяти минутах ходьбы от места показа мировых крупнобюджетных премьер находится район Скид Роу, палаточный городок бездомных мужчин и женщин, многие из которых являются душевнобольными и наркоманами.
Когда в Лос-Анджелесе умирает знаменитость, эта новость воспринимается невероятно шумно. Тело Майкла Джексона на пути в офис окружного коронера сопровождал вертолетный эскорт, а за его похоронами вживую и по интернету наблюдали сотни тысяч скорбящих. Его тело, подобно мощам средневековых мучеников, было святыней и объектом преклонения.
В Лос-Анджелесе пропасть между богатыми и бедными особенно велика.
С телами бездомных дело обстоит иначе. Они представляют собой гниющую обузу, от которой государству приходится избавляться за свой счет. Я хорошо знаю эти тела. На них студенты учатся бальзамированию.
Каждую неделю волонтер из колледжа отправлялся в окружной морг Лос-Анджелеса за трупами. Мы забирали наших жертв из особого холодильника (похожего на склеп), полного неопознанных тел. Когда сотрудник морга открывал дверь холодильной камеры, нашему взору открывались сотни одинаковых белых пакетов, которыми были забиты пять полок. Томас Линч, директор похоронного бюро, сравнил их со сперматозоидами из-за манеры сотрудников больниц и офисов коронеров обматывать пакеты вокруг ног усопшего. Это целый город мертвых тел, кладбище замороженных сперматозоидов.
В таком холодильнике мертвые ожидают своего часа. Проходят недели, а затем и месяцы, пока округ пытается найти кого-то, кто мог бы опознать тело. Когда время ожидания истекает, наступает пора оплаченной государством кремации. Рано утром, когда какая-нибудь старлетка вываливается пьяной из голливудского клуба, тела уже горят. Прах перекладывают в контейнер, помечают и отправляют на полку, представляющую собой все увеличивающееся в размерах кладбище, так как останки проводят там еще больше времени, чем тела в холодильнике. Они будут находиться там, пока государство наконец не признает, что неопознанный контейнер с прахом никто не собирается забирать.
В тяжелые экономические периоды количество неопознанных тел в крупных городах резко возрастает. Не все тела принадлежат бездомным и одиноким людям. Даже если сын любил свою мать, но лишился права выкупа на дом и был вынужден продать машину, то тело его матери может очень быстро превратиться из святыни в обузу.
Кладбище «Эвергрин» – это самое старое кладбище в Лос-Анджелесе, основанное в 1877 году. В его земле покоятся мэры, конгрессмены и даже кинозвезды. Раз в год на маленьком участке земли с коричневой травой и практически незаметной табличкой работники окружной службы Лос-Анджелеса копают глубокую яму. Туда они высыпают кремированные останки практически двух тысяч неопознанных тел, вследствие чего над экскаватором поднимается плотное серое облако пыли. Затем они заменяют верхний слой почвы и помечают участок табличкой, на которой указан год захоронения останков.
Некоторые тела по счастливой случайности попадают в колледж похоронного дела в Сайпресс, где они лежат на столах, со всех сторон окруженные толпой студентов-гномов в защитных костюмах. Мы провели первый семестр в лаборатории для бальзамирования, где учились искать артерии и вены, зачастую применяя метод проб и ошибок. Кто-то регулярно вскрывал бедро не в том месте и говорил: «Черт! Бедренная артерия на самом деле вот там». Если в первый раз у вас не получилось, режьте снова и снова.
Перед входом в лабораторию лежали стопки профессиональных журналов от компании «Додж» (никакой связи с автомобилями
[82]), занимавшейся продажей химикатов для бальзамирования. В журналах было полно хитростей, которые можно было применить при использовании их продуктов.
«Наполняет! Утолщает! Укрепляет!»
«Драин»! Кожа, как сливки! Кожа – мечта!»
Компания продавала средства для склеивания кожи, ее увлажнения, обезвоживания, укрепления и отбеливания, предотвращения протекания тела, появления от него неприятного запаха и странного оранжевого оттенка на коже (вы понимаете, о чем я?); а также средства для завивки волос, макияжа лица и увлажнения губ.
Моей любимой была статья Тима Коллисона «Размышления о косметике на мертвых детях», в которой говорилось о макияже для детей. Статью сопровождали три очаровательные фотографии живого малыша (самого мистера Коллисона) и хорошо освещенный снимок запатентованного набора косметики для аэрографа от компании «Додж», идеального для использования на детях.
Если мы с вами похожи, то вы, вероятно, скажете: «Какой ужас! Я не думаю, что мертвым детям вообще нужен макияж». Однако мистер Коллисон не согласился бы с вами. По его мнению, профессионалы, «помещая крошечное тело в гроб, должны удостовериться, что оно выглядит максимально естественно».
В колледжах похоронного дела больше не говорят студентам, что бальзамирование необходимо для того, чтобы тело выглядело, как при жизни. В таком случае люди могут подумать, что усопший может восстать из мертвых. Теперь в похоронной индустрии предпочитают слово «естественно».
Бальзамировщики «придают телу естественный вид».
Согласно методу мистера Коллисона, первый шаг, предшествующий нанесению «естественного» детского макияжа, заключается в том, чтобы «законсервировать» ребенка: «Использование косметического химического вещества на увлажняющей основе для артериального введения, например, «Пласдопака» или «Кроматека», в сочетании с достаточным количеством вспомогательного химического вещества позволит добиться нужной степени консервации».