Глава 8
Вера брела под дождем. Про зонт она забыла, хорошо, что у пальто есть капюшон. Куда ей идти? Так много знакомых, и совсем нет друзей, к которым можно прибиться. Никогда бы не поверила, что Анна заставит ее ждать почти два часа, несколько раз выглянет в приемную, не поздоровается, смерит ледяным взглядом. А можно было поверить, что свекровь станет драться? Сергей изменять? Происходящие события связаны какой-то внутренней логикой. Но ей эта логика недоступна.
Вере послышалось, что ее окликают по имени. Оглянулась. В сумерках, через заливаемые дождем, темные очки ничего не разобрать — только смутные силуэты. Побрела дальше. Если бы не дело, которое нужно обязательно выполнить! Вот так бы идти, ни о чем не думая, и дойти до своего конца. Грешны мысли о самоубийстве, но они сейчас самые утешительные. Покончить со всем разом — и ни боли, ни страдания, ни унижения. Покой. Она всегда стремилась к покою. О ней быстро забудут. Погорюют и забудут. Да и горевать-то некому. Она оставит записку, чтобы не было лишних толков. “Дорогие мои! Простите меня за мой поступок, за горечь, которую я вам доставлю. Простите меня за…” Мысленное сочинение предсмертного письма отвлекло от поиска логики в хаосе.
— Вера! Верочка!
Да, кто-то зовет. Вера опять оглянулась, сняла очки. По лужам, задрав юбку выше колен, мчалась Анна.
— Верочка! Стой! Подожди! Вера шагнула ей навстречу.
Прохожие обходили и из-под зонтов косились на странную пару, обнявшуюся посреди тротуара. Лицо одной женщины скрывал капюшон, зато другая, с мокрыми волосами, в светлой, прилипшей к телу блузке, выглядела голой на октябрьском холодном ветру.
— Как хорошо, что я тебя догнала! — задыхаясь, говорила Анна. — Я так боялась! Мне казалось, что, если я тебя не найду, случится что-то страшное. Прости меня!
— Аня, ты с ума сошла, ты простудишься!
— Чепуха! Прости! Я тебя не узнала, я ду-ду-мала, ты звонишь. — Анну начал бить озноб.
— У тебя воспаление легких будет. Дай я сниму пальто, мы им накроемся. Пошли скорее!
— П-пошли. Не надо, не снимай, мне не холодно.
— Да ты дрожишь! Можешь идти быстрее?
— Не-не могу. Тренировки никакой. Вера, прекрати! Уже б-близко.
Они вошли в приемную Аниного кабинета и вспугнули трех девушек, утешавших заплаканную Настю. Троица быстро выскользнула.
— Ви-видишь, до чего ты меня довела? — сказала Анна. — Быстро горячий чай.
— И коньяк, если есть, — добавила Вера. В кабинете Анна отодвинула деревянную панель, скрывавшую умывальник и маленькою гардеробную, быстро разделась и стала вытираться полотенцем.
— Лифчика запасного нет. Не догадалась припасти. Все насквозь промокло. Вера, тебя избили? Изнасиловали? Нужно медицинское освидетельствование? Помощь?
— Нет, не изнасиловали. Одевайся скорее, ты вся синяя в пупырышках.
Вошла Настя.
— Чай и коньяк. — Она поставила поднос на маленький столик. — Анна Сергеевна, извините меня! Я не специально!
— Ладно. — Анна сменила гнев на милость. — Посмотри на эту женщину и запомни на всю жизнь. Если она когда-нибудь появляется на горизонте, то всех в сторону, а ее ведешь ко мне. Поняла?
— Да. Мне писать заявление?
— Нет. Поработай еще. Выпей рюмку коньяку. И приведи себя в порядок. Хороша картина: директор как мокрая курица, а секретарь в соплях и слезах. Можно у нас фен найти?
— Конечно. — Настя шмыгнула носом.
— И примочку с бодягой или с чем-то на гематому. Пусть процедурная сестра из хирургии придет со всем необходимым и сделает обработку.
— Поняла, я мигом. — Настя выскочила из кабинета.
— Как Кирюша вырос. — Вера смотрела журнал за Анниным столом. — Я его два месяца не видела, а он такой уже большой. Дашенька очень фотогенична, прекрасно получилась, ты тоже.
— Ты на семейное фото посмотри. Как тебе мой муж?
— Это кто?
— Конь в пальто. Представляешь, как меня подставили? Он, конечно, хотел со мной переспать, но я не далась. Потом скандал мне устроил. А я — редакторше. Оплатила, дура, корреспонденту и его девице дом отдыха, свои фото с Юрой дала, а они мне такую свинью подложили. Вера, я страшно рада тебя видеть. Ты мне все расскажешь. А у меня сегодня сумасшедший день. Чепэ в клинике, не хочу даже говорить.
“Как она может руководить большим коллективом, если так сумбурно выражает свои мысли?” — удивлялась Вера. Она не догадывалась, что Анна только в общении с домашними и с ней, Верой, могла позволить себе сбросить доспехи начальника и быть глупой, простой, выбалтывать все, что вертится на языке, не просчитывая последствий.
— Нам тут с тобой не дадут спокойно посидеть, — говорила Анна. — Сейчас приведем себя в порядочек и отправимся в кафе. Я знаю одно в Столешниках, там потемки, свечи и столики за отдельными загородками. Заметно, что я без лифчика? Нет? Отлично, я еще жакет сверху надену. Пей чай. Не хочешь? Но коньяк обязательно. Давай за встречу, счастливую и негаданную! — рассмеялась Анна. — Вот уж действительно негаданную. Я так рада, что ты приехала!
Анна почему-то была рада и тому, что у Веры неприятности. Не только ей одной достается. В распределении бед и горестей должна быть справедливость. Не осознание, но ощущение подобной справедливости вдохнуло в Анну новые силы и эмоции.
Вере сделали повязку на глаз. Теперь, заметила Анна, она выглядела как после офтальмологической операции, вполне прилично. Но завтра повязку нужно снять и мазать гематому специальной мазью, которую принесла медсестра.
В кафе они сделали заказ и, ожидая, когда его принесут, болтали о детях, погоде, растущей инфляции, со смехом вспоминали, как Вера томилась в приемной и как Анна бегала по улицам. Они с аппетитом поужинали, хотя обеим еще два часа назад о еде не хотелось даже думать. Официант убрал тарелки, принес кофе, пирожные и ликер. Когда он удалился, Анна потребовала:
— Теперь рассказывай. Все, с подробностями и безо всякого смущения. В отличие от меня, ты не любишь откровенничать. Но, Верочка, в жизни каждого человека бывают ситуации, в которых он сам разобраться не может. Потому что проблемы прилипают к нему как маска-пленка. Пленку надо отодрать и посмотреть на вытянутых руках, что там налипло.
Анна слушала подругу внимательно, не отвлекаясь мысленно на свои заботы. Когда Вера закончила, несколько секунд Анна молча потягивала ликер.
— Свекровь твоя мне никогда не нравилась, — сказала она задумчиво. — Даже сейчас, когда она воспылала ко мне любовью и не забывает поздравлять на все праздники, Что-то тут есть непонятное. Ольга не беременна, в этом я совершенно уверена. Она бы такой аргумент сразу выдвинула. Я догадываюсь, как они с Сергеем сошлись. Он лечил зубы у нас во время отпуска. Мы пили у меня в кабинете кофе, вошла Ольга, перекинулись несколькими фразами. А дальше для нее дело техники. Я, конечно, ничего не знала, все за моими дверями происходило. Но почему Сергей и Анна Рудольфовна так настаивают, что этот мифический ребенок не его?