Записки неримского папы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Батлук cтр.№ 28

Какое там. Коротышка распсиховался, как Архнадзор. Мол, чего я тут ему понастроил без согласования с БТИ. Пришлось разбирать самострой. Артем засыпал в позе звезды на полкровати, открытый космосу. Он еще долго метал в мою сторону гневные огненные взгляды, подсвечивая темноту.

Мы лежим на большой родительской кровати, я и Артем, две шпротины рядом, длинная и покороче. Артем дремлет, и я сквозь мрак комнаты, сквозь близорукость вижу, как он улыбается мне с закрытыми глазами.

Сегодня сынок, маленький Наполеон, устроил голубям Бородино в масштабах нашего двора, сегодня сынок, микро-Нерон, спалил свой Рим в пределах нашей квартиры – малыш устал.

Но перед тем, как уснуть, Артем, по негласной традиции, должен сделать еще одно важное дело – поцеловать папу. Он тянется ко мне, чтобы чмокнуть, но по пути совсем теряет силы, вместо папы целует плюшевого кота, развалившегося между нами, и мгновенно засыпает.

И вот парадокс – в итоге оба счастливы одинаково: кот, которого поцеловали, и я, которого нет.

Артем даже спит в позе шпаны. На корточках, пальцы веером. Губы что-то шепчут во сне. Разобрать невозможно. Наяву-то пока невозможно, а во сне так тем более.

Наверняка это.

Артем внезапно решил, что он бюджетник из Подмосковья, которому добираться на работу три часа на перекладных, и встал в 6 утра.

О, где ты, время будильников, когда можно было выставлять сигнал за полчаса до нужного срока, а потом царственной рукой блаженно нажимать «отложить», «отложить», «отложить»…

Артем – модель бескомпромиссного будильника. С таким не договоришься. Возможно, у него есть кнопка «отложить», но она блуждающая, и я в нее еще ни разу не попал.

И нет чтобы встать и всех разбудить. Жестко, по-мужски, без вариантов. Попрыгать на дохлых родителях, облить их водой, закидать тяжелыми игрушками. (Внезапно подумал – а вдруг Артем меня читает? А я тут такие бесценные советы даю. Ну, а что, YouTube-то он уже в совершенстве освоил, мало ли.)

Вместо этого сынок начинает манипулятивно охать и причитать что-то непонятное на своем суржике, на авторском диалекте, в котором преобладают приставки и окончания без корней. Со стороны звучит так, будто сказочного добра молодца заколдовали и запихнули в банку, как муху. И он трагически жужжит оттуда, а ничего непонятно.

И вот вроде бы тебе удалось еще разок провалиться в сон, и ты добираешь драгоценные микроны релакса… Но со дна банки снова доносятся трагические стоны отверженного, брошенного, непонятого маленького человека.

Ты накрываешься с головой одеялом, гори оно все огнем, я мальчик, я ничего не хочу решать, я хочу спать, нет, не так, я хочу СПАТЬ… Но, увы, слишком поздно: натянутое поверх макушки одеяло обнажило твои сиротливые пятки, и Артем, не со смехом даже – с довольным макабрическим клокотаньем, – уже карабкается через подушки их щекотать.

Как-то раз я укладывал Артема спать на ночь и сам заснул рядом. Через полчаса очнулся, в темноте спросонья погладил его по голове. Потом по ушку.

«Странно, – подумал я сквозь дымку дремоты, – ухо у малыша необычной формы, не замечал».

Вдруг изнутри меня обдал адреналиновый душ, так что я аж подпрыгнул лежа: ухо у сына волосатое! Уже полностью проснувшись от ужаса, я потрогал еще раз: действительно волосатое, да еще и треугольное!

Дрожащими руками я нащупал под подушкой мобильный телефон и включил фонарик.

Ухо действительно было волосатое и треугольное.

Возможно, потому что я гладил по голове не Артема, который лежал дальше, а его плюшевого кота, который лежал ближе.

Некоторые отцы – это диагноз.

Прилегли с Артемом днем поспать.

Лежим рядом, сопим. Умилительное зрелище, наверное, но никого в комнате нет. В следующий раз надо билеты продавать.

Артем полчасика поспал и вдруг вскочил, как неваляшка.

«Будешь еще спать?» – спрашиваю его с надеждой.

«Не!!!» – сказал Артем грозно и уснул еще на полтора часа.

Цельный, волевой и последовательный человек – этого у сына не отнять.

Сказал – как отрезал. Весь в меня.

Артем полюбил истории на ночь. Причем его интересует только один жанр – соцреализм. История должна быть документальной, никаких сказок. Проверено. Если начинаешь сочинять, мифологизировать, паче чаяния выдавать классику – возмущенные вопли.

Лучше всего заходят рассказы про то, как прошел папин день. Как папа утром встал, пошел в ванную, позавтракал, поиграл с Артемом, с ним то есть, поехал на работу, на работе поработал, пообедал, попил чай, вернулся обратно домой…

Часто сынок засыпает подолгу, поэтому история должна быть длинной. И тут понимаешь, насколько нетривиальная задача – пересказать свой день в подробностях, чтобы хватило минут на двадцать. Подъем, завтрак, дорога, офис, работа, обед, работа, чаепитие, дорога, дом. Все. Три минуты. День короткий, как секс. Epic failure, история некондиционная, Артем недоволен и бузит.

Поэтому в какой-то момент я понял, что нужно заранее готовиться к этой сказке на ночь для ребенка, собирать материал, как для диссертации. Я стал гиперчувствителен к миру вокруг: к его случайностям, деталям, нюансам, полутонам, запахам, многозвучью, заднему плану, граням. 10 минут дороги от метро до офиса пешком раньше давали мне 10 секунд чистого времени в истории. Теперь арифметика обратная. Из 10 минут дороги от метро до офиса, как у коровы-рекордсмена, я могу выдоить полчаса первоклассного рассказа. Потому что эти 10 минут в пути я больше не прокручиваю в голове план на день, не возбуждаю свою менеджерскую эрогенную зону многозадачности. Эти 10 минут я, как губка почти Боб, впитываю, всасываю роскошь окружающей обстановки.

Вот трактор грузит снег в КамАЗ – отлично, Артем фанатеет и от тракторов, и от КамАЗов, да и от снега тоже. Фотографируем, кладем во внутренний кармашек распахнутой души. Вон там голуби толкаются над пятном из пшена, а тут турист застыл посреди людского потока, как волнорез, задрав голову. Справа в витрине горит гирлянда, слева буксует автобус, небо серое, чахоточное, воздух морозный и безвкусный…

Я провел в этом режиме видеорегистратора несколько дней и вдруг увидел, как трафареты и силуэты, через которые я воспринимал окружающий мир, стали заполняться цветными красками. Я понял, что богатый внутренний мир – это не Гельдерлин и Мунк, а трактор, КамАЗ, снег, голуби, турист, небо и т. д., замеченные вовремя. Чтобы стать интересным ребенку, мне пришлось самому стать демоверсией ребенка.