Записки неримского папы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Батлук cтр.№ 13

И понимаю, что моя жизнь на фоне его – абсолютная бессмыслица.

* * *

Новый понедельник – новая жизнь. Встал с утра пораньше и начал делать зарядку. Впервые за всю юность, молодость и зрелость. Последний раз занимался утренней гимнастикой (так это называлось в советские годы) в детстве. У плюшевого кота от удивления стеклянные глаза на лоб полезли. Я решил подготовиться заранее, чтобы потом, когда Артем вернется из деревни, личным примером приобщить его к здоровому образу жизни.

Первым делом я засунул ноги под журнальный столик, зафиксировал, лег на спину на пол и принялся качать пресс. Качнул несколько раз и решил передохнуть. Полежал минутку и уснул. Проснулся от того, что под журнальным столиком затекли ноги. Во всем нужно искать позитив. Зато меня не возьмут на Олимпиаду. И мне не придется общаться с этим противным Мутко.

* * *

В метро – парочка. Юные. Первое свидание, судя по всему. Он смущается, путается в ногах, в словах, в цветах – во всем. Путается он, а краснею почему-то я. Уже скорее от собственных воспоминаний. Какой же придурошный возраст, возраст этих первых свиданий, мамма миа! Сколько я ведер пота пролил, за всю футбольную карьеру столько не проливал (назовем это «карьерой» для интриги). И как же я безмерно счастлив, что сошел с дистанции! Ну, в смысле женился. Окончательно еще не сошел, хотя, наверное, пора повесить бутсы на гвоздь. И сейчас это я уже не про футбол. Но частично точно сошел, потому что хожу с женским зонтом. Кто подойдет на улице знакомиться к лысому очкарику с женским зонтом? Правоохранительные органы разве что.

Мне, вообще, никогда этого было не понять. Пусть прозвучит инфантильно, но, девочки, дамы, женщины, бабушки, мамзели, come on, к чему нам эти церемонии? К чему эти открытые финалы, клиффхэнгеры, альтернативные концовки – мы же не сериалы снимаем. Почему нельзя, как на думских выборах, просто и предсказуемо? Не надо называть это первыми свиданиями. Пусть будет собеседование. И просьба сразу минуте на пятой выносить вердикт: вот ты – сразу нет, а цветы оставь. А ты – точно да, только не сегодня.

Я-то свое под окнами отвыл, у подъездов отдежурил, палец в телефонном диске отнатирал (в мое время дисковые телефоны были). Но у меня Артем. Как представлю, что ему все это предстоит, опять потеть начинаю. Я вот что решил. Буду ходить на его первые свидания вместе с ним. Сяду за их столик в кафе. И сразу спрошу: «Девушка, у вас секс с ним сегодня будет? А завтра? А на третьем свидании? А когда будет? Если надо пострадать и помучиться, вы нам скажите, мы пострадаем, только укажите конкретно, сколько страдать. А то знаю я вас. Дырку ты от бублика получишь, а не Шарапова! Ой, это вырвалось. Это вычеркиваем».

* * *

Исторический день – мне наконец удалось взять отпуск, и вот я с цыганами и медведями с помпой появился на пороге деревенского дома.

Всю ночь в поезде я думал только о том, как бы мне побыстрее успокоить Артема, когда он разрыдается при виде меня после долгой разлуки.

Едва малыш выбежал мне навстречу из своей спаленки, я побросал и медведей, и цыган, и сумки с подарками и распахнул свои объятья навстречу сыну. Артем бегло взглянул на меня, сказал: «Мама!», указывая на жену, по-хозяйски хлопнул ее по ноге, потом схватил огурец и побежал мимо меня в другую комнату.

Еще не до конца опомнившись от такого горячего приема, я вышел с ним во двор погулять. И я стал свидетелем, как теперь с ужасом осознаю, типового дня моего сына в деревне. Артем сначала отнял у курочек всю их еду. Потом пытался связать хвостами двух местных котов. Затем отжал у 85-летней прабабушки ее палочку и начал носиться с ней за петухом.

Теперь я понимаю, почему деревенские так не любят москвичей.

* * *

За несколько недель, что мы не виделись, Артем скачал из своего карапузного айклауда пару апгрейдов.

«Плач Ярославны». Картинное заламывание рук, вырывание волос, падение на пол и катание по нему, стон раненого вепря и отчаянный взгляд – это перформанс «мама ушла в магазин».

«Синдром Яровой». Малыш выбирает неверное решение и настаивает на нем. Например. Играем с дощечкой с вырезами, в которые нужно вставлять фрагменты соответствующей формы. Артем берет квадрат и вставляет его в круг. Аплодирует себе. Хорошо еще, что не стоя, скромный пацан растет. Я несколько раз демонстративно отрицательно мотаю головой из стороны в сторону. Вынимаю квадрат из круга и вставляю его в квадрат. Артем еще более демонстративно мотает головой, да так интенсивно, что чуть уши не отлетают. Вытаскивает квадрат из квадрата и раскорячивает его обратно посреди круга.

«Скоростной спуск». Сижу, пардон, на унитазе. Артем пролазит в неплотно прикрытую дверь. Подходит ко мне и издает звук. Не просто звук, а резкий окрик. В сигнальной системе Артема резкий окрик означает: «Пошел вон!» А мне жена говорила, что они начали приучать его к горшку. Я грешным делом подумал: а вдруг сейчас я присутствую при торжественном и неповторимом моменте, когда мой сын совершит эволюционный скачок от горшка до унитаза. И размечтался, как я утру нос всем этим ретроградным Темкиным мамам, бабушкам и тетушкам с их допотопным горшком. Тут ведь прогресс, целый унитаз – папа-то только по-большому ходит (это фигурально, вопреки контексту). Я резво вскочил и уступил сыну почетное место. Артем бросился к унитазу. В самый последний момент я успел перехватить этот его фирменный взгляд «папа снова лох». А вместе с ним – и свой мобильный телефон, который сынок швырнул в клокочущие недра унитаза. Как потом мне рассказали ретроградные мамы и бабушки, есть теперь у Артема такой полезный навык: «спускаю ценные вещи в толчок, быстро, стопроцентная гарантия».

* * *

Романтический вечер. Сидим с женой на скамеечке в деревне. Держимся за руки. Долгая разлука позади. Вокруг алеют розы, благоухают флоксы, красуются бархатцы. «Знаешь, – говорит мне жена протяжно, – я вообще-то детей не очень люблю». В этот момент мимо нас, как в плохой пьесе, картинно пробегает наш полуторагодовалый Артем. Не хватало только вот этого, из «Ералаша»: «Па-пара-па-пам-пам!»

* * *

Возимся с Артемом на куче щебня возле дорожки. Перебираем. Мимо идет девушка. Красивая, в платье, на каблуках. Я дождался, пока она пройдет мимо, и начал пялиться вслед. В свое оправдание сразу могу заметить, что здесь мы имеем дело с роковым стечением обстоятельств. Если бы отсутствовал хотя бы один из элементов – ну, или каблуки, или это была бы не девушка, или без платья, я бы и глазом не повел. Но все три ингредиента вместе – это бомба, нет шансов устоять. Испепеляю, значит, я эту девушку пламенным взором, а сам понимаю, что шум перебираемого щебня со стороны Артема прекратился. Повернулся к нему и обнаруживаю, что сынок замер с горсткой камушков в ладошке и с открытым ртом провожает взглядом ту же наяду. Наконец он отморозился, уставился на меня нагленько так, неуважительно, и лыбится.

Я уже научился переводить с его диалекта. «Я-то малыш, несмышленыш, мне-то можно, – говорила эта его хамоватая улыбка. – А вот тебе точно хана, все маме расскажу, как ты на эту бабу пялился».