— Он ему не обрадовался, но причин для тревоги
не было. Мы сочли его за еще один выстрел наугад в потемках. Он поговорил с
Войлзом, и тот согласился пока не придавать ему значения. Теперь же я не
уверен.
— Просил ли президент Войлза воздержаться от
проведения расследования по нему? — медленно спросил Барр.
— Да.
— Это граничит с созданием препятствий
правосудию, при условии, конечно, что дело соответствует действительности.
— И что, если оно соответствует
действительности?
— Тогда у президента возникают проблемы. Я
отбывал срок за создание препятствий правосудию и знаю, что это такое. Это все
равно что обвинение в мошенничестве с почтовой корреспонденцией, которое весьма
расплывчатое и довольно легко доказуемое. Ты в этом замешан?
— А ты как думаешь?
— В таком случае у тебя тоже есть проблемы.
Дальше они ехали молча и глядели по сторонам.
Коул и раньше рассматривал проблему с точки зрения помех правосудию, но ему
было важно знать мнение Барра. Он не беспокоился по поводу криминальных
обвинений. Президент имел один небольшой разговор с Войлзом, попросил его
поискать пока в другом месте, и все. На уголовщину это едва ли тянет. Коула
ужасно беспокоили перевыборы, а скандал с участием такого крупного вкладчика,
как Маттис, во время них был бы убийственным. Ему делалось дурно при одной
мысли о том, что человек, которого президент знал и от которого принимал
миллионы, убрал с помощью денег двух судей Верховного суда, чтобы его приятель
президент мог назначить более покладистых людей и он получил бы возможность
качать свою нефть. Демократы от злорадства попадают прямо на улицах. Каждый
комитет в конгрессе будет проводить слушания. Каждая газета будет давать
публикации каждый день в течение года. Министерство юстиции будет вынуждено
начать расследование, и Коулу придется взять вину на себя и уйти в отставку. И
так должны будут поступить все в Белом доме, за исключением президента.
Это был кошмар неимоверных размеров.
— Нам надо выяснить, соответствует ли дело
действительности, — сказал Коул, глядя в окно.
— Если люди умирают, значит, соответствует. Назови
мне более подходящую причину для убийства Каллагана и Вереека.
Другой причины не существовало, и Коул знал
это.
— Я хочу, чтобы ты предпринял кое-что.
— Нашел девчонку?
— Нет. Она либо мертва, либо спряталась в
нору. Я хочу, чтобы ты поговорил с Маттисом.
— Я не уверен, что он есть в «Желтых
страницах».
— Ты сможешь найти его. Нам надо установить
связь, о которой бы президент ничего не знал. Мы прежде всего должны выяснить,
насколько все это верно.
— И ты считаешь, что Виктор проникнется ко мне
доверием и поведает свои секреты?
— Да. В конечном итоге да. Ты не коп,
понимаешь? Представь, что все это правда и он считает, что вот-вот будет
разоблачен. Он в отчаянии и идет на одно убийство за другим. А если ты скажешь
ему, что эта история попала к газетчикам и конец его близок, и если он намерен
исчезнуть, то сейчас самое время? Ты приехал к нему из Вашингтона, понимаешь?
Из внутреннего окружения. От президента или что-то в этом роде, как он будет
думать. Он к тебе прислушается.
— О’кей. А если он скажет мне, что это правда?
Что это нам даст?
— У меня есть некоторые соображения — все из
области ликвидации последствий. Первое, что мы сделаем, — это проведем в суд
двух любителей природы. Я имею в виду радикалов, с квадратными глазами
любующихся птичками. Этим мы продемонстрируем, что где-то в глубине тоже
добропорядочные защитники окружающей среды. И это прикончит Маттиса с его
нефтяными полями и т. д. Мы сможем провернуть дело за считанные часы. Почти одновременно
президент призовет Войлза, генерального прокурора и Главного судью и потребует
немедленно разобраться с Маттисом. Как бы невзначай мы снабдим экземплярами
дела каждого репортера в городе, а сами опустимся на дно и переждем бурю.
Барр улыбнулся от восхищения.
Коул продолжал:
— Это будет не здорово, но все же лучше, чем
сидеть сложа руки и надеяться, что дело представляет собой плод вымысла.
— Как вы объясните ту фотографию?
— Никак. Она некоторое время будет доставлять
неприятности, но это же происходило семь лет назад, а люди, случается, выживают
из ума. Мы представим, что Маттис был добропорядочным гражданином в те времена,
а теперь он сумасшедший.
— Он и есть сумасшедший.
— Да, это так. А сейчас он как раненая собака,
которую загнали в угол. Ты должен убедить его выбросить белое полотенце и
спасать свой зад. Мне кажется, он тебя послушает. И я думаю, что мы выясним
через него, правда ли это.
— Так как я его найду?
— У меня есть человек, который над этим
работает. Я потяну за некоторые ниточки и установлю контакт. Будь готов в
воскресенье отправиться.
Барр усмехнулся, глядя в окно. Ему хотелось бы
встретиться с Маттисом.
Движение замедлилось. Коул не спеша потягивал
воду.
— Есть что-нибудь по Грантэму?
— Ничего совершенно. Мы слушаем и наблюдаем,
но ничего заслуживающего интереса не встречаем. Он разговаривает со своей
матерью и парой друзей, но доложить нам нечего. Много работает. В среду он
уезжал из города и вернулся в четверг.
— Куда он ездил?
— В Нью-Йорк. Вероятно, работает над какой-то
статьей.
Клив должен был находиться на углу Род-Айленд
и Шестой улицы ровно в десять вечера, но его там не было. Грэй, в свою очередь,
должен был на большой скорости нестись по Род-Айленд до тех пор, пока Клив не
настигнет его, так, чтобы у того, кто следит за ними — если такой на самом деле
существует, — создалось впечатление, что его просто остановили за опасную езду.
Он проскочил по Род-Айленд и пересек Шестую на скорости пятьдесят миль в час,
ожидая появления синей мигалки. Ее не было. Он развернулся и через пятнадцать
минут вновь пронесся по Род-Айленд. Есть. Он увидел синие огни и прижался к
обочине.
Это был не Клив. Это был белый полицейский,
который оказался очень возбужденным. Он выхватил у Грэя права, долго изучал их
и спросил, не находится ли он в состоянии алкогольного опьянения. «Нет, сэр», —
сказал он. Коп выписал квитанцию и с гордым видом вручил ее Грэю, который сидел
за рулем, уставившись на нее до тех пор, пока не услышал голоса у заднего
бампера.