«Эти пароли превращают происходящее в глупую
игру, — подумал он, — сколько еще черных резиновых плотов может вынырнуть из
Атлантики именно в этот час и именно у этого заброшенного пирса? Глупо, но зато
как значительно».
— Льюк? — донеслось с плотика.
— Сэм, — сказал фермер.
Не важно, что его звали Камель, а не Сэм. На
ближайшие пять минут, пока он причалит свой плот, больше подойдет «Сэм».
Ничего не ответив, поскольку от него этого не
требовалось, Камель быстро запустил двигатель и повел плотик вдоль края пирса к
берегу. Льюк следовал за ним по настилу. Они сошлись у пикапа без рукопожатия.
Камель поставил свою черную спортивную сумку «Адидас» на сиденье между ними, и
пикап рванулся вдоль побережья.
Льюк вел автомобиль, а Камель курил. И оба они
старались не замечать друг друга. Даже их глаза избегали встречи. Густая
борода, темные очки и черный свитер, доходящий до подбородка, делали лицо
Камеля зловещим и неузнаваемым. Льюк не имел желания рассматривать это лицо.
Помимо того чтобы принять его из объятий моря, заданием предписывалось
воздерживаться от разглядывания внешности прибывшего. И не случайно. Это лицо
разыскивалось в девяти странах. Проезжая мост в Монтео, Льюк прикурил еще одну
сигарету «Лаки страйк» и пришел к выводу, что они уже встречались. Это была
короткая, точно рассчитанная по времени встреча в аэропорту Рима пять или шесть
лет назад. Она происходила в комнате отдыха. Льюк, в то время американский
чиновник в безупречно сшитом костюме, поставил «дипломат» из кожи нерпы у стены
рядом с раковиной, где незнакомец не спеша мыл руки. Неожиданно «дипломат»
исчез. Он поймал отражение мужчины, которым был Камель — сейчас он знал это
точно, — в зеркале. Тридцатью минутами позднее «дипломат» взорвался между ног
английского посла в Нигерии.
Осторожные разговоры в невидимом окружении
Льюка часто доносили до него имя Камеля — человека-убийцы со множеством
фамилий, лиц и языков, который наносил молниеносные удары и бесследно исчезал;
имя убийцы, который скитался по всему свету, но которого нигде не могли
схватить. Двигаясь в темноте на север, Льюк откинулся на спинку сиденья и
прикрыл лицо полями шляпы, стараясь вспомнить слышанные им когда-то рассказы о
своем пассажире. Поражающие воображение террористические акты. Среди них —
убийство английского посла. Попавшие в ловушку на Западном берегу в 1990 году
семнадцать израильских солдат были отнесены на счет Камеля. Он был единственным
подозреваемым в убийстве в 1985 году богатого немецкого банкира и его семьи в
результате взрыва бомбы в их автомобиле. По слухам, его гонорар за это составил
три миллиона наличными. Наиболее прозорливые специалисты считали, что попытку
покушения на жизнь папы римского в 1981 году организовал он. Затем Камелю стали
приписывать почти все нераскрытые террористические нападения и убийства. Его
легко было обвинять потому, что никто не был уверен в том, что он существовал.
Льюка охватило возбуждение. Камель был готов
развернуться на американской земле. Его цели оставались неизвестными для Льюка,
но он знал, что вот-вот прольется чья-то благородная кровь.
На рассвете пикап остановился на углу Тридцать
первой авеню в Джорджтауне. Камель сгреб свою спортивную сумку и, ничего не
сказав, вышел из машины. Пройдя несколько кварталов до отеля «Фор сизонз», он
купил в холле «Пост» и с беззаботным видом поднялся на лифте на седьмой этаж.
Точно в семь пятнадцать он постучал в дверь в конце коридора.
— Да? — отозвались нервно изнутри.
— Я ищу мистера Шнеллера, — медленно сказал
Камель на безупречном американском наречии, закрыв пальцем глазок двери.
— Мистера Шнеллера?
— Да. Эдвина Ф. Шнеллера.
Дверная ручка не шевельнулась и не щелкнула.
Дверь оставалась закрытой. Прошло несколько секунд, и из-под нее показался
белый конверт. Камель поднял его.
— О’кей, — сказал он достаточно громко, чтобы
Шнеллер или кто бы там ни был расслышал его.
— Это следующая дверь, — произнес Шнеллер, — я
буду ждать вашего звонка.
Он говорил как американец. В отличие от Льюка
он никогда не видел Камеля и не имел никакого желания делать это. Льюк видел
его уже дважды и мог считать себя счастливчиком, что остался жив.
В номере Камеля стояли две кровати и маленький
столик у окна. Шторы были плотно закрыты и не пропускали солнечного света.
Поставив спортивную сумку на одну из кроватей рядом с двумя объемистыми
чемоданами, он прошел к окну и выглянул на улицу, затем подошел к телефону.
— Это я, — сказал он в трубку Шнеллеру. —
Расскажите мне про машину.
— Она стоит на улице. Белый «форд» с номерными
знаками Коннектикута. Ключи на столе, — медленно сообщал Шнеллер.
— Краденый?
— Конечно, но обработанный и чистый.
— Я оставлю его в Далласе, вскоре после
полуночи. Я хочу, чтобы он был уничтожен, о’кей? — Его английский был
безупречен.
— Да. Я имею такие указания, — быстро и с
подобострастием ответил Шнеллер.
— Это очень важно, о’кей? Я собираюсь бросить
пушку в машине. Пушки оставляют после себя пули, а машины засвечиваются среди
людей, поэтому важно полностью уничтожить автомобиль и все в нем находящееся.
Понятно?
— Я имею такие указания, — повторил Шнеллер,
не оценив эту лекцию, поскольку не был новичком в мокрых делах.
Камель сел на край кровати.
— Четыре миллиона получены неделю назад, с
опозданием на один день, смею заметить. Сейчас я в Колумбии, поэтому хочу
получить следующие три.
— Они будут переведены до полудня. Таков был
договор.
— Да, но я сомневаюсь в этом. Вы опоздали на
день, помните?
Это вызвало раздражение у Шнеллера, и
поскольку наемный убийца находился в другой комнате и не собирался появляться
из нее, он мог позволить этому раздражению прорваться наружу.
— Это вина банка, а не наша.
Теперь разозлился Камель.
— Прекрасно. Я хочу, чтобы вы и ваш банк
перевели три миллиона на счет в Цюрихе, как только в Нью-Йорке начнется рабочий
день. Это будет примерно через два часа. Я проверю.
— О’кей.
— И я не хочу иметь никаких проблем, когда
работа будет закончена. Через сутки я буду в Париже и оттуда отправлюсь прямо в
Цюрих. Мне бы хотелось, чтобы деньги ждали меня там.
— Они будут там, если дело будет сделано.
Камель усмехнулся про себя.