3. Никогда не смотрит реалити-шоу.
4. Любит читать на ходу.
5. Носит лифчики и трусики «Маркс и Спенсер». Белые. (Или условно белые.) Лифчик номер 34С, размер не тот.
6. В доме у нее полный бардак.
7. Живет со своей гребаной мамашей.
Три ланча, двадцать два телефонных разговора, один поход в кино, одно посещение на дому. Мне приходится проявлять всю свою изобретательность, чтобы с ней сблизиться. Я прилагаю куда больше усилий, чем привык. Другой бы на моем месте давно сдался, но мне непросто выбросить ее из головы.
Свидания за ланчем прошли так себе. Я встречался с ней «У Марко», рядом со школой. Из кожи вон лез, чтобы ей понравиться. Беседа не клеилась. Каждый раз, когда хлопала дверь, она вздрагивала. Я спросил, неужели родители ее учеников обедают «У Марко» (тридцать пять процентов школьников получают еду бесплатно). Выяснилось, что ее беспокоят вовсе не встречи с учителями или родителями. Она переживала из-за детей. У нее сердце кровью обливалось за тех неблагополучных ребят, которые в обеденный перерыв скрывались в библиотеке. Да неужели? Разве они не развлекаются в это время со старшеклассниками, макающими их головой в унитаз?! Ясное дело, ничего такого я вслух не сказал. Коснулся ее руки, заглянул в серые глаза и на полном серьезе заявил, что она просто святая. Странно, но в тот момент я так и думал. Ее любовь меня спасет! Я почувствовал возбуждение, близкое к сексуальному.
Беседы по телефону велись более успешно. Пока Шарлотта готовила ужин, я дошел до набережной и сел на скамейку. Смотрел на море, раскинувшееся до самого горизонта. Вероятно, оттого, что она меня не видела, Лиззи разоткровенничалась про своих школьников, про других учителей, про сестру, рассказала о проделках своего мелкого племянника, про своего пса, про то, что читает сама и что советует почитать детям. Попутно задала мне кучу вопросов. Что я думаю о том-то? Занимался ли я тем-то? Любопытно. Я к такому не привык. Большинство моих знакомых женщин говорят только о себе. Нельзя расслабляться, а то утрачу бдительность.
Шарлотта отправилась на девичник в спа-отель под Винчестером, так что у меня весь день был свободен. Решил сводить Лиззи в кино. Джим «одолжил» мне свой велосипед – ну, точнее, оставил его без присмотра позади студии, – и я сел с ним в электричку, сошел на станции Клэпхем и докатил прямо до кинотеатра. Увидев меня, Лиззи рассмеялась и сказала, что и представить не могла меня на велосипеде. Велела ездить в шлеме, «если только я не планирую покончить с собой».
Я пожал плечами. Какая разница!
– Придется купить тебе шлем, – добавила она, покраснев.
Я настроился на «2012» (глобальное уничтожение планеты – отличный выбор для субботнего вечера), но ей приспичило пойти на дурацкий французский фильм. Действие разворачивается в пригороде Парижа, какая-то бешеная девица «входит в возраст», то есть занимается сексом с толпой престарелых мужиков. Тринадцатилетки из ее школы сказали, что фильм очень хорош. Я уступил, хотя на меня это непохоже. После отвел ее во французский ресторан, поскольку большую часть фильма размышлял, как мне отделаться от похода в «восхитительно недорогую» марокканскую забегаловку. (Терпеть не могу таджин!
[4]) Мы обсудили кино и трудности взросления. Сама она всю юность просидела дома, а вот ее сестра, мамина любимица, была куда более общительной и стремилась вырваться из-под родительской опеки. «Думаю, после смерти отца мама решила, что кому-то из нас придется взять на себя его роль, и хотя я не была для нее наилучшим вариантом, обязанности легли на меня».
– Ты что, никогда не была влюблена? – спросил я.
– Ну почему же. Лет в двадцать был у меня один электрик, как выяснилось позже, вовсе не приверженец моногамии. Знаю, с моей стороны это несовременно, и все же…
Я умилился. Ресторанчик был тесноватый, зато уютный. Дождливый день клонился к вечеру, вино разогрело кровь, и я рассказал про свою юношескую любовь, Полли, которая изменила мне с моим лучшим другом. Должно быть, слишком увлекся: вспоминая ту душещипательную историю (концовку я, разумеется, подправил), я случайно проговорился о месте, где вырос. Вроде бы ничего страшного – мало кто знает, где находится остров Уайт, тем более моя деревушка. Ее глаза округлились, и она спросила, знал ли я Фреда Лоуса – ее большого друга. Я едва не подавился эскалопом из курицы. Надутый шепелявый придурок! Последний раз мы виделись – в 1987-м? – у памятника Теннисону. Как-то ночью мы с Чокнутым Полом позвали его кататься. Он поверить не мог своему счастью. Мы завезли его на вершину горы и шутки ради бросили в темноте, в двадцати милях от дома. О черт! Если она позвонит ему и начнет расспрашивать обо мне – конец всему!
Я выбросил Фреда из головы, решив позаботиться об этом позднее. Как бы наконец попасть к ней домой? В кино я держал ее за руку (когда наши сплетенные пальцы коснулись ее бедра, она тихонько ахнула), потом уговорил на графинчик мерло за ланчем. Выйдя из ресторана, я обнял ее и заметил темное пятнышко на внутренней стороне нижней губы – сливовое на розовом – и восхитился хрупкостью ее узкой грудной клетки. Она прижалась ко мне, тяжело дыша, потом вдруг отстранилась и заявила, что ей пора, что у нее «дела».
Никак такого не ожидал, но давить было нельзя. Действовать надо очень осторожно. Домой она уехала на автобусе, так что времени у меня было предостаточно. Большую часть пути дорога шла под уклон, в лицо летела морось, ветер трепал волосы на непокрытой голове. Я примчался раньше нее, спрятал велик за мусорными баками возле отеля «Каунти-Армз», перескочил через ограду и затаился между деревьями напротив места, где она жила. Хоть номер дома узнаю. Утешительный приз я заслужил.
Сейчас темнеет рано. Окна никто не зашторивает. Странные люди, неужели им плевать, что за ними могут подглядывать? В доме номер тридцать два молодая пара смотрит телевизор, на лицах отблески с экрана, по полу ползает младенец, перевернулся вверх тормашки и дергает конечностями как жук. В доме двадцать восемь старик раскладывает пасьянс, абажур над головой бросает на стены тени, похожие на лапы огромного паука. В верхнем окне следующего дома девушка в белом полотенце задергивает шторы, раскинув руки. Я внимательно изучаю этих людей. Никогда не знаешь, что тебе потом пригодится.
Сидеть в кустах было холодно, с дороги доносился шум. Проезжающие мимо машины освещали ветви рядом со мной. То, что я принял за лишайник, оказалось коркой грязи. Земля была слишком мокрой, садиться явно не стоило, мышцы бедер начали болеть. Плевать на неудобства! Я воодушевился своим планом и предвкушал приключение. Когда следил за психологом, я был словно под действием тока. И буквально искрился! Что я пытаюсь сказать? Никогда не чувствовал себя таким живым!
Она вышла из-за угла, задумчиво покусывая палец. И хотя я ждал ее появления, оно стало для меня приятной неожиданностью. Даже сердце замерло. Потом это ощущение резко улетучилось. Идет к себе домой одна, а меня не пригласила. Явно о чем-то размышляет. Что творится в ее голове? Жаль, что я не могу проникнуться к ней в мозг!