Радужная топь. Ведьма - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Зарубина cтр.№ 87

Вот и сейчас он смотрел вдаль, на вырубку, поигрывая длинным ножом, с которым едва ли и во сне расставался. Длинные бледные пальцы так и мелькали, танцуя на резной рукояти, как пляшет, мелькая стройными ножками, в праздничный день Бяла на жирной бурой пашне.

— Значит, завтра по утренней зорьке поедет наша кума по башням? — широко улыбнулся закраец. — И ты, батюшка Борислав Мировидович, уж возчиком нанят. Хорошо. Пусть погуляет книжник Конрад, поуспокоится. А к вечеру, как возвращаться станет, мы его и встретим. Как поедешь, в лощине недалеко от брода через Черну, лошадок чуть придержи, останови воз: мол, с осью беда или коренная прихрамывает, посмотреть нужно. Не мне тебя учить, дядя Славко, не первый год на извозе. Да если получится, пока будешь болтать, сумку его с книжицей подальше отодвинь или прибери себе. Меньше шуму. А то взбрыкнет куманек, приложит кого покрепче да от хорошей отповеди Землице душу отправит. За мертвого князь Милош ложки ломаной не даст. Вдруг да по тебе первому и ударит.

Нехорошая улыбка стала у Ивайло. Славко в который раз уже за последние дни подумал, что зря согласился он на дело куманька. Многие бы пошли — куш обещали хороший. И чем дальше, тем больше шли в лесной город на границе Бялого и Черны люди не с мечтой о вольном княжестве, где не будут сильные бессильными, маги мертвяками помыкать, шли за легкой деньгой, за разбоем. Ивайло — чужак, и Черна ему — не своя земля и родной не станет. С лихими людьми ему привычнее, чем с вольными. Хоть и зовет Бориславом Мировидовичем, советником, правой рукой — а, верно, рад будет, если книжник Конрад убьет ненароком того, кто больше печется о родной земле, а не о монете, да еще и другим о том толкует.

— Что умолк, дядюшка, — поигрывая ножичком, спросил закраец, — уж не испугался ли ты, манус, книжника? Не хочешь больше отомстить князю Владу за свою силу?

Славко оскалился, показав крепкие желтые зубы.

— И манусом был, не боялся. И сейчас не испугаюсь. Только подумалось мне, Щур, верно ли мы доверяем Милошу. Ну как сперва возьмет толстого книжника, а потом и всю Черну приберет. Едва ли порадуется, если станет Черна вольной.

— Воля, дядюшка, в мошне не звенит. А насчет Милоша — не беспокойся. Не сразу получит он Конрада — сперва мы потолкуем, каждый о своем: ты — о вольной Черне, а я — о том, не заплатит ли за своего книжника Владислав Чернский больше, чем Милош. А еще — посмотрим, как колдуны боятся стали, не сумеет ли она развязать язык чернскому прихвостню лучше заклятий. Не чай пить и не девок тискать зовет к себе куманька Милош так настойчиво — все торг знает. Не продадим кума — продадим то, что он нашему дружку выболтает.

Пальцы Ивайло с порхающим в них клинком оказались перед самым лицом Славко.

— А что, дядюшка, не размять ли нам с тобой косточки? Ребята тешатся, а мы стоим, мхом зарастаем…

Закраец не успел еще договорить, губы его еще улыбались, цепкий взгляд лишь мельком скользнул по лицу собеседника, а рука с ножом уже метнулась хищной куницей в сторону Славко. Тот увернулся, пригнувшись, выхватил из-за голенища свой нож — чуть короче и шире закрайского. Пошел чернский черный медведь против дикого белого волка. Только сверкали злой радостью белки глаз да обнажившиеся в дикой усмешке зубы. Щур был быстрее, легкий и гибкий, он обходил возчика кругом, пританцовывая, будто большей радости не было для закрайца, чем порхающий в пальцах нож, словно стальная ласточка чистит перья, выставляя то одно, то другое острое крыло. Славко оставался спокоен, тяжело переступал с ноги на ногу. Острие ножа следило за закрайским смертельным танцем. И всякий раз чернец предугадывал, когда ласточка попытается зацепить его своим сверкающим крылом. Уходил от удара, отвечал — но словно бы нехотя, медлительно, как вставший среди зимы медведь-шатун разгребает снег, бурую гнилую листву и землю, прежде чем уцепить, вырвать и сунуть в пасть холодный сочный корень. Голод его еще не переплавился в ярость, гнев на того, кто разбудил его задолго до первых лучей весны, еще не наполнил горячей злой силой плоть. Он еще не зверь — он сон зверя, и медленное пробуждение сродни далекой грозе, вспыхивающей у самого края земли сполохами зарниц.

Выпад. Ласточка чиркнула острым крылом по заросшей черной густой шерстью щеке возчика. А широкий стальной медвежий коготь, казалось, только разрубил воздух возле левого бедра Щура. Закраец осклабился еще шире.

— Твоя первая кровь, дядюшка, — проговорил он с довольным смехом. — С книжником будь осторожнее. Не то щеку — хребет поцарапает, если вот эдак будешь медлить и дашь ему книгу вытащить.

Славко, сопя, вытер рукавом кровь со щеки. Знал Щур, куда целил — рана-то пустяшная, но в лесном городе ее каждый заметит. Все будут знать: пусть и бились ради забавы, а одолел хитрый Щур, а не красноречивый возчик Борислав. Значит, если придется чью сторону выбирать, лучше ходить с чистой щекой и полным карманом.

— Не пособишь ли мне, дядюшка? — раздался совсем рядом с насупившимся Славко спокойный женский голос. Стряпуха Ханна указала взглядом на котел, наполненный грязной водой. Возле котла, склонив лобастую голову, стоял стряпухин пес — дивной породы гончак, за которого уж не раз предлагали хозяйке хорошую монету, но она отказывалась — говорила, не продается. Пес, поймав взгляд Славко, припал к траве, застучал хвостом по черному от копоти боку котла: давай, мол, дядюшка, и со мной поиграем.

Возчик хотел шикнуть на пса, но вид у кобеля был такой радостный и придурковатый, что Славко только потрепал проходимца по широкой голове, потянул за ухо. Пес игриво потянулся прикусить за руку, но поймал только воздух. Возчик поднял котел, понес следом за стряпухой.

— Идет дяденька Щур, — словно самой себе под нос заметила Ханна, едва приметно улыбаясь.

Глянул на нее Славко — и понял с изумлением, что не женщина она вовсе, а совсем еще девчонка.

— Идет, красуется, а штанина у него от самого паха до колена ножиком разрезана. Все бы добро растряс, кабы было чем трясти.

Возчик невольно улыбнулся: заметила. Но тотчас нахмурился.

— Негоже девке такие шутки шутить, — буркнул он. — Много ли ты в добре тряском понимаешь.

— Да куда мне шутить, — поджала губки Ханна. — Вы, дяденька, шутите, а я только мелочи подмечаю.

— Верно ты сказала, мелочь это. Штаны-то он переменит, а мне с такой щекой еще не один день ходить. Добро, если следа не останется. Плохой я, девка, шутник, как ты — ведьма.

— Вот и зря ругаешься, — проговорила стряпуха, подзывая пса. Тот сунулся ей под руку, получил полпирога и тотчас проглотил, только зубы клацнули. — Хотел он самым главным себя назначить — и всему свету крикнул, а ты ему на ухо сказал, что ошибся наш Щур. Брехливая собака на ветер лает, а тихая мясо рвет. Хоть и плохая из меня ведьма, а людей я, дяденька Борислав, хорошо вижу. Ты громко брехать не станешь, подумаешь, а уж потом и ухватишь. Щур бы меня давно уж Кровавому Чернцу продал, а ты даже словом никому не обмолвился, значит, не решил еще, где от меня будет больше пользы, держишь в рукаве на случай встречи с Владиславом из Черны. Сюда лей, — она указала на неглубокую ямку в земле, разрытую какими-то зверями, — около хижин помои выливать негоже. Прежняя ваша повариха лила, зверей приманила. Как первую ночь я у вас ночевала, все кто-то рылся и рычал под стеной. Я зверей не боюсь, а Прошка мой извелся совсем, до охоты уж очень горяч. Весь хлеб ему скормила, чтоб не рвался за полночь с лесным зверьем воевать, войско Щурово не будил. Пришлось травяным взваром все облить, чтоб отпугнуть.