– Двадцать три шага? А твоя в двадцати? – переспросил Григорий и привстал. – Разве мы не должны…
– Сиди! – приказал шотландец. – Мои люди заранее предупредят нас. И, Бога ради, выпей еще.
Он плеснул в чашку еще глоток, прежде чем Григорий успел прикрыть ее рукой.
– Я нервничаю от твоего воздержания. Вдобавок мы не виделись целую вечность.
Он ухмыльнулся, когда Ласкарь выпил.
– Ну? Что нового в мире?
Когда бы ни встречались люди города, каждый расспрашивал другого о новостях – не вернулось ли судно, отправленное императором две недели назад; насколько успешными были последние атаки турок на бон, и не соединятся ли два турецких флота; сколько еще штурмов на стенах выдержит город, ибо за последнее время турки атаковали дважды, у ворот Святого Романа и у дворца, и оба раза были отбиты с большим трудом, после многих часов тяжелого сражения. И потому Григорий стал рассказывать, что знает об этих и о совсем свежих событиях, которые сам видел, будучи рядом с императором. О том, как Константин вошел в зал, полный орущих венецианцев и генуэзцев, как встал между соперниками, между людьми, уже обнажившими кинжалы и обвиняющими друг друга в трусости и предательстве. Как он успокаивал их словами и слезами, как просил, чтобы они приберегли свою ненависть для врагов, а не помогали им, вызывая своей враждебностью отчаяние у собственных людей. Ему удалось добиться согласия. Но между итальянскими соперниками любви не было.
Григорий замолчал, чтобы глотнуть из чашки, и Грант прервал его.
– Друг мой, я слышал все это и, возможно, даже больше, чем тебе известно. Вот это моя превосходная дистилляция, – сказал он, поднимая чашку, – рано или поздно приводит сюда всех офицеров. Бывают ночи, когда я даже двинуться не могу и чувствую себя скорее хозяином какой-нибудь темной лачужки в родном Хайленде, нежели человеком науки… – Он покачал головой. – Неа, парень. Я спрашивал о твоих новостях. Как там девушка?
Григорий так и не вспомнил, в какую из пьяных ночей на пути из Корчулы он поведал другу эту историю. Вино утопило и воспоминания о том, что именно он рассказывал. Но Грант, похоже, все прекрасно помнил. Первым делом Григорий подумал о Софии, о ее смехе, когда она увидела их с Такосом. О ее взгляде. С тех пор они не встречались. И он не знал, что будет делать, когда ее увидит. Феон был советником императора, Григорий – его солдатом. Ему не хотелось видеть слезы в глазах Константина, призывающего двух братьев не ссориться, помогая тем самым врагу, как он призывал итальянцев.
– Я давно ее не видел, – сказал он.
– Ну да, с Рагузы. Я знаю.
Григорий нахмурился:
– О какой девушке ты говоришь?
– О той, которую ты спас от каких-то мерзавцев. О карманной Венере, которая той же ночью отблагодарила тебя, вытрахав твои глаза из орбит, – усмехнулся шотландец. – Как там ее звали?
«Воистину, – подумал Григорий, – мне следует быть сдержанней за чашей вина». Но воспоминания, вызванные на свет шотландцем, были приятны.
– Лейла, – ответил он с быстрой улыбкой.
– Тогда, парень, за нее, – сказал Грант, поднимая чашку. – И за скорейшее воссоединение ваших чресл.
Григорий не мог отказаться от такого тоста. Он осушил кружку и, чувствуя, как спиртное разносится по телу, задумался: где Лейла сейчас? Встретится ли она с ним в Рагузе, как он предлагал? Вернется ли он туда, если Константинополь уцелеет?
Грант поднял кувшин. Будь у него брови, они бы тоже поднялись, поскольку его лоб вопросительно наморщился. Григорий подумал о еще одном глотке. Два уже позади, на вкус отлично. Но тут в комнату ворвался мужчина, почти такой же грязный, как шотландец.
– М… м… мастер, – произнес он. – Они близко.
– Так скоро? Ну, вряд ли они будут здесь прямо сейчас… – Грант неохотно поставил кувшин. – Но на всякий случай, Ласкарь, прикажи своим людям спускаться и ждать здесь, поближе к нам. Пусть дышат, пока могут.
Григорий торопливо миновал разрушенный подвал и поднялся по лестнице.
– Пора! – крикнул он и услышал, как приказ передали и воины начали собираться.
Ласкарь спустился обратно в каменный зал и увидел шотландца с киркой в руке, стоящего у сейчас открытой двери, которая вела в глубокую тьму. В свете факелов блеснули зубы.
– Добро пожаловать в Аид, – сказал Грант.
– Должен ли я дать тебе монету, Харон, за переправу моей души? – пробормотал Григорий, шагнув во тьму.
– Там увидим. Ты можешь выжить, если будешь внимательно слушать.
Говоря, Грант шел вперед, Григорий за ним. На первых шагах он поскользнулся, поскольку ровный пол неожиданно сменился уклоном. Потом он понял, что может видеть, ибо каждые пять шагов висели факелы; их мерцающий свет падал на земляные стены, потолок и деревянные подпорки, поддерживавшие его. Туннель был узким и достаточно низким, чтобы почувствовать себя неуютно, и Григорий вдруг понял, что мечтает о корабле, на который поклялся больше не ступать, об открытом пространстве его палуб. Потом галерея выровнялась, стала шире. Они вышли в камеру, где можно было выпрямиться во весь рост, а вытянутые руки не доставали до стен.
Камера заканчивалась земляной стеной, и человек, позвавший их, сейчас прижимался к ней ухом.
– Они… с той стороны? – прошептал Григорий, положив руку на рукоять короткого меча.
Грант, рассмеявшись, ответил нормальным голосом:
– Можешь не шептать. Они нас пока не слышат.
– Откуда ты знаешь?
Джон показал пальцем:
– Отсюда.
Григорий проследил за пальцем. На небольшой полке, оставленной в земляной стене, лежал маленький – с такими играли дети – барабан.
– У вас еще хватает времени на музыку? – спросил он, не в силах удержаться от шепота.
– Неа, парень, посмотри как следует.
Григорий нагнулся.
– Видишь камушки на барабане? Видишь, как они подпрыгивают?
Ласкарь кивнул.
– Они подскакивают от каждого удара сербской кирки по ту сторону стены. Прыгают не слишком высоко… пока. Но скоро нам придется перейти от этих камушков к тем.
Он снял со стены факел, поднес ближе. Свет блеснул на других камнях, больших, воткнутых в землю.
– Когда первый из них выпадет, придет время не шептать, но молчать. Турки будут от нас в паре ударов сердца.
Сзади кто-то закашлялся, и Григорий обернулся. В узком проходе, в ожидании приказов, стоял его заместитель.
– Что мы должны делать, шотландец? – сглотнув, спросил Григорий.
Грант наклонился, рассматривая гальку на барабане.
– Хм, – сказал он уже тише. – Возможно, они немного ближе, чем я думал… – Выпрямился. – Делать? Сербские минеры копают там, думая, что у них еще есть немного времени, прежде чем они окажутся под нашим бастионом. Но они настороже, тоже опасаются контрмины, так что турецкие солдаты будут неподалеку. Они планируют подкопаться под нашу башню, подпереть стены деревом, а потом поджечь его, чтобы стена обрушилась, и башня вместе с ней. Мои люди будут делать то же самое у них – срубят крепеж и обрушат галерею.