– Это стены Константинополя? – спросил Ахмед.
Рашид фыркнул.
– Эта? – сказал он, взглянув вверх. – Это просто вал надо рвом. Христиане даже не защищают его. Стены дальше. И мы скоро будем у них. Вон, смотри!
Ахмед посмотрел. Надвигался новый людской прилив, каждый второй нес лестницу. Их передавали над головами людям у вала, один конец ставили на деревянные подставки или втыкали в грязь рва. Короткая пауза – и верхние концы начали стучать по камню вала. Мужчины, прижавшиеся к стене, переглядывались, выжидали. Затем барабаны стали выбивать двойную дробь, и лавина башибузуков облепила лестницы. Кто-то забирался, но многие падали, сбитые болтами и камнями.
– Ты! – крикнул Фарук, указывая своим бастинадо. – Здоровяк. Сильный, а? Не хочешь забросить пару своих друзей на стену?
Ахмед кивнул.
– Эфенди, – сказал он, протягивая меч и щит Рашиду.
Сплел пальцы, нагнулся. Мужчина шагнул к нему, взялся за его плечи, поставил ногу на сложенные чашечкой руки. Ахмед резко выпрямился, дернул руками. Мужчина с визгом пролетел над стеной и исчез.
– Вот ослолюб! – рассмеялся офицер. – Не так сильно. Они воины, а не голуби. Просто поднимай их наверх.
Ахмед нагнулся, мужчина поставил ногу. На этот раз крестьянин выпрямлялся осторожно. Человек ухватился за стену, подтянулся и залез.
– Хорошо, – сказал Фарук. – Следующий.
Ахмед принялся за работу. Рашид, стоя рядом, довольствовался своей ролью оруженосца. Влезли человек пять, толпа поуменьшилась; многие перебрались по лестницам, а сейчас лестницы втаскивали наверх.
– Хватит! – распорядился Фарук, подойдя к Ахмеду. – Теперь я, потом он. Ты залезешь следом.
Он поставил ногу – и в следующую секунду уже лез на стену.
Рашид прислонил к стене меч Ахмеда, вложил в ножны свой собственный.
– Это было благословение Аллаха. С Его милостью между нами и греками будет достаточно людей. Поднимай меня! Я дождусь тебя на той стороне.
Ахмед поднял его до самого верха. Рашид уселся на стену, подтянул свою кривую ногу и исчез.
Ахмед огляделся. Первая атака прошла, оставив за собой месиво людей, которые еще лезли на стену или корчились во рву. Над стеной летели стрелы, пущенные лучниками, которые бегом спустились с вала. Подбежала новая толпа людей, с лопатами и мотыгами; они начали подрывать стенки рва, забрасывая его землей. Ахмед схватил в одну руку ремень щита и рукоять меча, подпрыгнул и уцепился другой за выступающий камень. Потом подтянулся и, ставя ноги на какие-то опоры, залез наверх. В кровавую бойню.
Стена глушила шум. А здесь он врезался в Ахмеда, как пощечина. Вопли – людей, падающих с лестниц, которые сталкивают с высокой стены перед ним, других людей, которые рубят и колют, клинок в клинок, щит или шлем. Крики атакующих: «Аллах!» Крики защитников: «Христос! Святая Матерь!» Они были там, и Ахмед впервые увидел их вблизи, своих врагов, людей, которых он пришел убить. Своих врагов, таких же людей, как он сам. Некоторые в доспехах, бьются мечами, топорами, копьями. Другие, как и он, в рубахах, кидают камни и проклятия. Освещенные пламенем факелов, пылавших на каждой башне и на стенах в промежутках между ними. Ахмед видел, как лучник высунулся между зубцов и выстрелил вниз, видел, как его стрела снесла человека с верха лестницы, видел, как этот же лучник отлетел назад, получив камнем из пращи в лицо. Повсюду, куда смотрел Ахмед, люди отчаянно старались убить и еще отчаяннее – не умереть.
Это был ад, и Ахмед смотрел прямо в него. Он застыл на стене, вокруг летали стрелы и камни, но Ахмед не мог пошевелиться, только смотреть. Что-то схватило его за ногу, сильно дернуло; он заставил себя опустить взгляд и увидел Рашида с перекошенным от бешенства лицом, выкрикивающим слова, которые Ахмед не слышал. Крестьянин отвел взгляд, посмотрел на толпу и безумие под высокой стеной.
И тут он увидел. Стяг Пророка. Пронесенный через скопище людей, он привлекал больше всего греческих стрел и камней. Его носитель пал, древко скользнуло, стяг провис; его тут же подхватил следующий мужчина и пал следом. Древко во что-то воткнулось и осталось стоять.
Пророк. Вот зачем Ахмед здесь, послужить ему в святом деле, во славу Аллаха, милостивого и милосердного. Стать ради него мучеником, если таков будет его выбор. Однако стяг был и чем-то еще, об этом кричали перед атакой – он стоил больше золота, чем Ахмеду доведется увидеть за всю жизнь, работая в поле. Бог не в силах вернуть ему малышку Абаль.
Но он сможет вернуть улыбку Фарат, когда жена поймет – никто из их детей больше никогда не умрет из-за того, что в доме нет еды.
Золото, которое он может добыть, – но только если установит этот стяг на стенах Константинополя.
Ахмед скользнул вниз. Теперь он отлично различал слова Рашида – тот проклинал Ахмеда, называл его дураком, сидящим здоровой мишенью для каждого греческого лучника и пращника. Он стал проталкиваться через толпу, которая начинала истончаться по мере того, как раненые отходили в тыл. Но там все еще хватало безумцев или честолюбцев, лезущих на стены, и всякий раз, когда пальцы на древке стяга разжимались, его подхватывали новые руки.
– Куда ты лезешь? – крикнул Рашид, ковыляя рядом, и ткнул его в руку. – Подними щит! Занеси меч!
Ахмед не замечал его. Он добрался до места, где люди сгрудились у стены на шесть человек вглубь, и начал раздвигать их. Кто-то возражал, смотрел вверх и отодвигался. Видел что-то в глазах великана.
Ахмед достиг стяга, когда тот упал, – на этот раз с высоты, ибо последний мученик, державший его, преодолел половину лестницы. Ахмед увернулся от падающего тела и подхватил древко, когда то пролетало мимо. Ткнув тупым концом себе за спину, он наконец-то отделался от Рашида и начал карабкаться вверх.
При таком шуме в голове Ахмеда было так тихо, что он слышал в ней собственные молитвы, слова хвалы Аллаху, милостивому и милосердному, и Мухаммеду, Его Пророку, мир ему. Но он слышал и другие слова – те, что первыми произнесла его малышка-дочь. «Козя, – сказала она, указывая на козу. – Козя».
Что-то пробило ткань рубахи на груди. Камень просвистел у плеча. Прямо над ним, между зубцов, человек поднимал топор. Ахмед поднял стяг Пророка, чтобы защититься… и увидел, как мужчина выпустил рукоять топора и схватился за торчащее из руки древко. Вот он исчез из виду, топор упал; Ахмед почувствовал, как лезвие пробороздило ему бок. Но он не чувствовал боли, перед ним был пустой проем, и он шагнул туда.
Он стоял между двумя зубцами. Тело топорщика еще валилось на площадку. По обе стороны от него греки пытались оттолкнуть лестницы, по которым лезли турки, кололи, рубили, сражались за свою позицию. Но другие уже разворачивались к нему, к великану, внезапно вставшему среди них. У него есть мгновение. Одно.
– Аллах акбар! – закричал Ахмед и взмахнул стягом слева направо, разворачивая в ярком свете имя Мухаммеда.