Он указал на надвратную башню.
– Итак. Я изучил землю, поговорил с людьми, которые выдержали осаду Мурада в двадцать втором. И я знаю этого турка. Он будет атаковать по всей длине стен. Он устроит налет на береговую линию. Но его пушка будет долбить здесь. Его лучшие отряды будут атаковать здесь. И потому я буду здесь.
Снова послышался ропот. Люди подступали все ближе к стене с картой. Один из братьев, которых, как слышал Григорий, называли Бокьярди, громким шепотом спорил с остальными. Наконец он сбросил руку брата, обернулся и произнес:
– Здесь много итальянских имен. В основном из моей родной Венеции, чуть меньше из Генуи… – Он возвысил голос над шумом, вызванным этим заявлением: – Другие – из папских государств, Тосканы, Сицилии, Умбрии… Но где греческие имена? Я их почти не вижу. Это же греческий город, верно?
Вопрос вызвал согласные выкрики. Константин поднял руки:
– Вы видите мало имен – Луку Нотараса, мегаса дукса, к примеру, – поскольку только они сейчас находятся в городе. Другие отправлены посланниками или воюют за пределами наших стен. Когда вернутся, они будут командовать нашими имперскими силами…
Он оборвал себя, глядя куда-то поверх толпы, левее Григория.
– А вот идут люди, которые смогут сказать нам, какие это силы! Подойдите сюда, старые друзья. Подойдите.
Григорий обернулся. Человек, идущий первым, заслонял другого, и был Георгием Сфрандзи, придворным историком и другом покойного императора. Он двинулся дальше… и Григорий увидел второго.
Феон Ласкарь.
Перво-наперво Григорий вспомнил о кинжале. Он стиснул рукоять, но не вытащил клинок, а подался вбок, повернул голову на север. Когда он оглянулся, брат уже прошел мимо, не отрывая взгляда от Константина.
Григорий выпустил кинжал. «Феон», – подумал он, но звучащее в голове имя не принесло привычной чистой и ослепительной ненависти. Она была испачкана вчерашним откровением Софии – рядом с Феоном, воспитанный, как его собственный, растет сын Григория.
«Мой сын. Мой!» Он задумался о сыне только сейчас; до этого мысль даже не всплывала, слишком потрясающая, чтобы думать о ней, как удар булавой по шлему. «На кого он похож?» – внезапно задумался Григорий. И следом: «У него смех моей матери?»
Он попытался снова сосредоточиться на группе мужчин перед ним. Старый Сфрандзи отвел Константина в сторону, чтобы прошептать ему что-то на ухо, и Григорий видел, как весь цвет сошел с лица императора. Тот поманил к себе Джустиниани, который выслушал шепот и тоже побледнел. Последовали какие-то вопросы, которых Григорий не расслышал. Зато он услышал из-за спины слова человека, который ухитрился подобраться к нему незамеченным.
– Я знаю, кто ты, – донесся до него шепот; его руку сжала чужая рука. – И я чувствую, что ты живой, а не призрак.
Григорий обернулся. Редкий человек мог застать его врасплох. Но Феодор из Каристоса был именно редким человеком.
Григорий посмотрел в водянисто-серые глаза. В них не было опасности, не было угрозы разоблачения предателя и изгнанника. Только памятное ему веселье, смешанное сейчас с любопытством.
– Как ты узнал меня, мастер?
– По тому, как ты стоишь, юноша. Даже когда ты носил лук, я потратил годы, пытаясь выбить из тебя эту манеру, – ты всегда стоял, наклонившись вперед, как цапля перед броском. Как только я закончил призывать Деву, чтобы защитить меня от призраков и демонов, а ты не растворился в камне и не поднялся в воздух, извергая пламя, я убедился окончательно. – Пальцы, похожие на железные прутья, разминали предплечье Григория. – Ты с этими генуэзцами?
– Да. Я нашел убежище в их отряде. Воевал с ними в десятке предприятий.
– Воевал?
Пальцы вновь сжали руку Григория, на этот раз бицепс.
– Но не с луком, конечно. У тебя мышцы девчонки.
Григорий улыбнулся:
– Они пользуются арбалетами.
Феодор сплюнул.
– Оружие убийцы! А ты, лучник из гвардии, один из лучших!.. Что с тобой сталось, парень?
– Предательство и изгнание, мастер, – уже без улыбки ответил Григорий. – Человеку приходится идти тем путем, которым он может.
Теперь во взгляде старика была печаль.
– Знаю, знаю, – сказал он, нежно встряхивая руку, которую держал. Придвинулся ближе, заговорил еще тише: – Ты должен знать, Григорий, что никто из твоих товарищей не верил… что я не верил в твои злодеяния. Ни один человек, который действительно знал тебя. Но когда эти мерзавцы турки смахнули нашу стену в Морее, как паутину, и кто-то пробрался через калитку, оставленную незапертой, ну… – Феодор пожал плечами. – Многие стремились умерить свое отчаяние, ссылаясь на гнев Бога или предательство. Я три дня лежал без сознания после камня из пращи, попавшего в голову. – Он вздохнул. – Когда я очнулся, было уже поздно. Первую часть приговора, – он повел рукой куда-то в сторону лица Григория, – уже исполнили. И ты исчез.
Григорий хмыкнул. Если старый наставник не считал его предателем, это кое-что значило, хоть и не много. Но все равно это было слишком поздно.
Феодор продолжал:
– Тебе не повезло, парень. Не то время, не то место. И турецкое золото в твоих сумках…
– Я нашел его. В турецком лагере, во время контратаки. Я вернулся через ту калитку, и я запер ее. Запер!
Григорий немного удивился собственному жару. Он считал, что уже давно охладил его тысячью винных бурдюков.
– Не сомневаюсь. – Старик похлопал его по руке, отвел взгляд. – По крайней мере там был твой брат. Он просил за тебя. Спас от худшей судьбы.
– Худшей? – Жар вспыхнул с новой силой. – Ты думаешь, есть что-то худшее, чем это? – Григорий прижал руку к маске. – Чем изгнание и бесчестье? Быть «спасенным» братом? Братом, который потом…
Он умолк. Не та тема, о которой можно говорить даже с человеком, который некогда был для него отцом.
– Мой юноша… – тихо произнес Феодор, кладя ему руку на плечо.
Но тут его прервали. Заговорил Константин.
– Я получил известия, которые требуют моего внимания, – объявил император. – Мы встретимся завтра в императорском дворце, чтобы продолжить обсуждение планов. – Он поднял руку, отвергая раздавшиеся возгласы: – На все вопросы будет отвечено завтра.
Василевс направился к лестнице, Джустиниани шел рядом.
– Я должен идти с ним, – сказал Феодор.
Он снова сжал руку Григория, уже почти отвернулся, потом обернулся к своему бывшему ученику и стиснул его руку крепче.
– Парень, почему бы тебе не пойти со мной? Император поверил обвинениям против тебя не сильнее, чем я. Но у нас ни разу не было подходящего времени пересмотреть их. Быстрый пересмотр дела. Указ, исходящий из дворца. Твое имя восстановлено. – Он улыбнулся. – Когда император увидит тебя здесь, готового сражаться за наш город…