– Ты пережил такую потерю. Ты и Паола. Твой дядя… Леандро сказал мне, что она потеряла мужа, который пропал в Америке, а затем возлюбленного, который тоже был убит. Она сильно любила его?
– Да. Думаю, так же сильно, как я Ливию. Но она… храбрее меня. Сильнее. Она не показывает своего горя. Ты думаешь, это неправильно? Ведь мужчина должен быть сильнее?
– Нет. Не всегда. Я видела ее только мельком, но именно такой она мне и показалась – сильной. Словно она одета в доспехи. Наверное, человек может быть… слишком жестким.
– Не здесь. Здесь ты не можешь быть слишком жестким. Ты должен быть жестким.
– И потом, у нее есть сын. В нем частичка ее потерянного возлюбленного, у нее есть кого любить и о ком заботиться, это помогает отвлечься от страданий.
– Да, это правда. Многие женщины ждут – ждут весточки от своих мужей, или отцов, или братьев, которые уехали в Америку. Иногда они пишут, иногда присылают деньги, иногда нет. И все же они ждут. Но не Паола. Она дала своему мужу два года после того, как он уехал туда. Два года, чтобы написать ей письмо или подать какой-то знак, что он жив и, если жив, что она еще нужна ему. Ничего не пришло. И тогда она сказала мне: «Жизнь слишком коротка» – и сумела полюбить вновь. Она исцелилась, она… не позволила унынию завладеть своим сердцем. А я, похоже, не могу.
– Прошло только полгода с тех пор, как ее не стало, – мягко говорит Клэр. Она садится, отстраняясь от него, и Этторе поворачивается, чтобы посмотреть на нее. Он кажется усталым и уязвимым, словно он сдался, отказавшись от борьбы, и ей очень хочется найти способ поддержать его.
Она окидывает взглядом выжженные поля вокруг, ощетинившиеся обгорелым жнивьем; это бедная земля, опустошенная, словно разбитое сердце.
– Я начинаю понимать, насколько сильным нужно быть, чтобы выжить здесь. Работать на таких людей, как тот управляющий, Людо Мандзо… – Она качает головой. – Я видела… как он ужасно обошелся с одним человеком. Он заставил его вытаскивать зубами жнивье из земли, словно тот животное.
– Людо Мандзо любит унижать людей. Мальчишек особенно, да и всех, кого только может. – В голосе Этторе звучит металл. – Любой предлог… Он будет выискивать любой предлог, чтобы подвергнуть человека наказанию.
– Но почему? Откуда в нем эта жестокость? И почему ему позволено делать такие вещи?
– Он плоть от плоти этого места и кровь от крови здешней многовековой ненависти. Других причин не существует. Многие пытались свести с ним счеты, но он чертовски живучий. Говорят, ему помогает сам дьявол. Давид, любовник Паолы, которого убили на ферме Джирарди, однажды темной ночью приставил к его горлу нож, но нож каким-то образом проскользнул у него в руке и не вошел глубоко. Давид утверждал, что Мандзо охраняют злые чары. – Этторе вскидывает голову, и Клэр непонятно, верит ли он в это.
– Нет ничего удивительного в том, что ты злишься.
– Злюсь? – Этторе качает головой. – Осы злятся. Избалованные дети злятся. То, что чувствуем мы, гораздо глубже. Гораздо хуже.
– Думаешь, это Людо Мандзо выстрелил в Давида на ферме в Джирарди? Думаешь, он узнал его и… застрелил намеренно?
– Что ты говоришь, Кьяра?
– Я спросила Леандро о том, что случилось на той ферме… Он сказал, что Людо был там в тот день, что он был одним из тех, кто открыл огонь…
Этторе подается вперед, и она умолкает. Он отстраняет ее от себя, держит на расстоянии вытянутых рук, моргает.
– Он сказал, что Людо Мандзо был в тот день у Джирарди? Ты уверена? – Его пальцы впиваются в ее тело, причиняя боль. Она молча кивает. В одно мгновение Этторе встает и шагает по направлению к Дель-Арко, не сказав больше ни слова.
Клэр смотрит ему вслед беспомощно, испуганно; она не может пойти сразу за ним, чтобы ее не увидели. Она выжидает несколько мучительных минут и затем отправляется другим путем, ее переполняет ужас, словно она сломала что-то хрупкое, нанесла какой-то непоправимый урон. В конце пути у нее не остается иного выбора, как только войти в главные ворота. Ограда вокруг огорода слишком высока, чтобы она могла ее перелезть, вокруг айи ограда ниже, но она прекрасно видна из трулло у ворот и всем сторожам на крыше. Да и что можно подумать о даме, перелезающей через ограду? Едва ее пальцы касаются изъеденного ржавчиной металла, как она слышит мужские голоса, выкрикивающие что-то в яростном возбуждении; раздается гиканье, словно на родео, и свист. Клэр, повинуясь порыву, обегает айю и оказывается позади зданий. Все свободные от службы надсмотрщики уже там, собрались и смотрят. В воздух поднялось облако пыли и между спинами зрителей Клэр улавливает какие-то неистовые движения.
Клэр бежит, уже зная, что́ увидит. Она слышит крик, доносящийся сзади, и поднимает глаза на сторожей на крыше, которые выстроились в ряд и наблюдают. В центре пыльного облака Этторе дерется с Людо Мандзо. Этторе сидит верхом на своем противнике с грозным рычанием, пытаясь высвободить руки из хватки Людо, чтобы нанести удар. На его губах кровь; они оба покрыты золотисто-коричневой пылью Апулии, так что их трудно узнать. Лицо Людо искажено свирепой гримасой, зубы яростно оскалены. В первом ряду стоит его сын, руки опущены, пальцы подергиваются от желания ринуться в бой. На шее Этторе выступают жилы; рука тянется к лицу старшего соперника, он подается вперед всем своим весом, чтобы дотянуться до тощей шеи Людо, дрожащей от напряжения.
Клэр смотрит вместе с остальными. Она не в силах пошевелиться, не в силах произнести ни звука. Ей трудно дышать – в ее груди словно сжатый кулак, люди вокруг кричат что-то на диалекте, и она ничего не может разобрать. Ее оттеснили назад, и она совершенно беспомощна. Людо старше, но выше Этторе и преисполнен бешеной злобы; Этторе моложе, но более тонкий, с еще не зажившей ногой и ослепленный яростью. С нечеловеческим рыком Людо сбрасывает с себя соперника и через секунду уже стоит на ногах, судорожно глотая воздух и потирая горло. Затем он кидается вперед и бьет Этторе по больной ноге, пока тот пытается подняться; Этторе вскрикивает от боли и падает на колени, Людо хватает его за волосы, запрокидывает голову, чтобы нанести сокрушительный удар. Этторе увертывается, поднимается, пошатываясь, и трясет головой, приходя в себя. Теперь Людо ухмыляется, словно услышал забавную шутку; кровь потоком течет у него из носа и, смешиваясь с пылью, превращается в липкую грязь.
– Я снесу тебе башку, парень, – говорит он. Его итальянский искажен акцентом, и Клэр с трудом улавливает смысл слов. Он наставляет на Этторе палец. – И тогда тебя ничего уже не будет тревожить. – Он с силой бьет Этторе в живот, заставляя вновь упасть на колени и судорожно глотать воздух.
– Остановитесь! – кричит Клэр. Этторе поднимается на ноги, его шатает, и он по-прежнему не может разогнуться и восстановить равновесие. – Этторе! – Она хочет, чтобы он поднял глаза и увидел, как близко подобрался к нему Людо, как он изогнулся, гибкий, словно змея, изготовившись к следующему удару. Ее голос теряется в общем гуле, она пытается протолкнуться вперед, но поперек ее груди возникает рука, удерживающая ее сзади. – Этторе, осторожно! – пытается она снова до него докричаться, но нет надежды, что он услышит ее. И тут Людо застывает на месте.