Поколение пустыни. Москва - Вильно - Тель-Авив - Иерусалим - читать онлайн книгу. Автор: Фрида Каплан cтр.№ 53

Когда все устройство моего нового гнезда, из которого рано или поздно мне придется вылететь и искать новых приютов, было закончено, я начала снова подавать прошения в высшие учебные заведения, чтобы кончить свое начатое и прерванное образование.

Теперь я была женой офицера действующей армии, и у меня были шансы быть принятой.

* * *

Мы решили с Лизой, что без меня она не справится с хозяйством, и нам нужна опытная няня, а она, Лиза, останется за кухарку. Прихожу в бюро труда, подводят мне старушку. Я ей говорю:

— Значит, у меня двое ребят, погодки, одному два года, другому скоро годик.

— Ну и что ж, это ничего, мы к детям привычные.

— Ну и стирка, конечно.

— А со стиркой не берусь.

— А как же без стирки, нянюшка, дети-то малые.

— А когда же стирать-то, барыня? Ну, встанешь утром, чайку попьешь, покормишь детёв, оденешь, ну, гулять пойдешь. Придешь с гулянья, чайку попьешь, а там, смотри, и детей кормить и укладывать спать нужно.

— А детей помыть или выкупать — это у вас как?

— Пообедаешь, чайку попьешь, не успеешь оглянуться, а уж дети встали, и гулять вести нужно. А там придешь, детей покормишь, чайку попьешь, и вечер надвигается. Ужин, да и детей укладывать нужно. Когда ж стирать?

Так мы с ней и не сговорились. Я взяла на помощь Лизе девушку, а Лиза осталась, как была, нянькой.

* * *

Я поступила на свои старые курсы, мне зачли все сданные когда-то экзамены и зачеты и семестры. Я была очень счастлива. Но эта радость совпала с самым большим горем, какое я испытала до тех пор: папа мой скончался через полгода после нашего отъезда из Вильно ^[238]. Мне не с кем было поделиться этим моим горем: дети были малы, мать моя меньше всего была подходящим человеком, чтобы мне сочувствовать, я даже не говорила с ней о том, что получила это известие, а Марка мне и в письмах не хотелось огорчать — чем бы он мог мне помочь?

Я даже не сидела «шиве» (семь дней) ^[239], потому что смерть произошла полгода назад и в дальнем месте. Я себе представляла его одинокого, без нас, без жены, которая уехала раньше, без настоящего ухода, врачей, питания. Кто знает, как все это произошло? Я по-своему любила этого красивого джентльмена, всегда хорошо одетого, спокойного, с безукоризненными манерами, с приглаженными фиксатуаром усами, бородкой, который обожал меня и мою дочку. Я не могла забыть, как все последнее время нашего Виленского пребывания он повторял: «Умереть в своей постели, только не быть беженцем». Я не знала точно времени его смерти, ни болезни, ни условий, в которых он умер. Я предполагала, что в Москву с нами он не хотел ехать из-за моей матери, с которой он не мог встречаться, а в семью мачехи ему было бы еще тяжелее попасть. И вот, вернувшись один с вокзала, после того как он нас проводил, он остался сам, в своей большой квартире, с прислугой, и недолго прожил.

Тот же знакомый, который рассказал мне о смерти моего отца, рассказывал об австрийском фронте, с которого вернулся. В Галиции евреи страдали и от войны и от антисемитизма. Однажды он зашел к еврейскому портному. Несколько минут спустя он услышал треск разрывающейся бомбы. Осколки попали в дом портного, жена была ранена, ребенок убит наповал, другой ранен в ручки. Подмастерье сошел с ума, спасся только сам портной и солдат, который это рассказывал.

Комендант Тарнова вывесил объявление, что во главе немецких войск, обстреливавших город, стоит еврей. Результатом было изгнание, погром и проч.

* * *

Мои занятия на женских курсах были для меня большим утешением. На этот раз я взяла работу «О политических воззрениях в Италии 14 века». У другого профессора я работала по Пушкину. Я сидела несколько часов в Румянцевской библиотеке, читала Фохта ^[240], Бургардта ^[241] и многое другое.

В ноябре <1916> Марк приехал на двухнедельную побывку. Я не ходила в театры из-за траура и отдала ему все свои абонементы. В Художественном ставили «Мизерере» Юшкевича ^[242], хотели будто бы «Дибук» Ан-ского ^[243], но решили, что слишком много «иудаизма» зараз, — так, по крайней мере, нам рассказывали те, кто имел отношение к театру Впрочем, мы, евреи, всегда болезненно чувствительны, и, может быть, причины были другие. Дети почти не узнали своего папу, особенно малютка сын, но Марк был очень горд и счастлив, он брал их гулять на бульвар, возился с ними дома.