Поколение пустыни. Москва - Вильно - Тель-Авив - Иерусалим - читать онлайн книгу. Автор: Фрида Каплан cтр.№ 121

Мы начали работать в госпитале, где было большое отделение раковых болезней. Марк присутствовал при операциях, я работала в кухне и прислуживала в палатах. По вечерам мы делились нашими впечатлениями. У нас была голландская печурка, которую мы сами топили брикетами угля и дровами и в которой я пекла картошку. Венский шницель (покупается готовым и только поджаривается) и готовый салат был нам ежедневный ужин. Я решила поправить Марка, который в этом сильно нуждался. Венские пирожные и пиво он получал на десерт. Марк говорил, что всегда, когда мы вдвоем, он счастлив. <Париж в «сокращенном виде»!>

Мы работали так усиленно, что у нас едва хватало времени на обеденную паузу; я прошла программу диететической кухни как теоретически, так и практически, и кухонная бригада из восьми человек мне в этом помогала. Также сестры-монахини ценили мое прилежание и давали мне работу в палатах. Я научилась многим новым венским блюдам, особенно печению. У Брихер-Беннера алкоголь и яйца были запрещены, здесь я делала разные «лодо», на желтках и вине. Я специализировалась на диете диабета и др. внутренних болезней. Техника работы в большом госпитале на 120 кроватей тоже была мне интересна, выдача пищи по палатам, записи на досках, квитанции и бухгалтерия, инвентарь и проскрипции ^[654] врачей и проч. правила ведения больничного дела.

В театре мы были на «Св. Иоанне» Бернард Шоу с Весели, на «Призраках» Ибсена с Дюрье и Эрнестом Дейтшем; Весели в <роли> Жанны Дарк мне не очень понравилась, но Дюрье была прекрасна, она дала новый тип женщины-матери, еще молодой, не изжившей себя и стоящей выше среды. Зато Дейч был не тот Освальд, какого я видела в России в исполнении Самойлова, Орленева и Карамазова. Новое время, новые птицы и новые песни. Еще мы видели комедии: «Матура», «Жан», «Жареный цыпленок» и тому подобное. Воскресенье мы бывали в церквах на разных «месса Солемнис» ^[655] в Стефанскирхе и других. В музее Барокко — Бельведер, прекрасный музей-дворец, с садом и картинной галереей, мраморными залами с огромными окнами в сад. Роскошь ушедшей Империи.

Кроме классического музея там была выставка модерного искусства, Сезанн, Дега, Ван Гог, Кокошка, Либерман, Ренуар, Роден и сотни менее знакомых мне художников австрийской, французской и голландской школы. По субботам мы заглядывали в Палестинский локал, где встречали сионистов и палестинцев.

Мы были в обсерватории Урания, смотрели луну, потухший вулкан, с массою кратеров, Сатурн с его обручем, и хотя я в первый раз видела мир через телескоп, я всегда, смотря на небо, испытываю чувство нашей незначительности, необъятности мира и суетности всех наших тревог и волнений. Однажды мы были приглашены в дом одного знатока герцлизма Ниссенбаума ^[656], и в тот вечер был интересный доклад об эпохе герцлевского движения, были еще несколько приглашенных из-за границы, нам показывали герцлевский музей, его портреты, старые издания рукописей, разные реликвии нашего великого вождя, так что вечер прошел в атмосфере оригинального венского сионизма. В симфоническом концерте мы слышали Пятую бетховенскую симфонию с Бушем ^[657], а в опере «Травиату». На этот раз голоса были прекрасные, но как Травиата, так и ее партнер Альфредо были стопудовые. (Может быть, это был Лео Слезак? ^[658]) Их папаша выглядел седым мальчиком в сравнении с главными героями.

Если бы не хор и оркестр и солисты и прекрасные декорации, я бы вообще перестала ходить в оперу, в ней сохранилось что-то примитивное от «зрелищ», без которых люди не в состоянии воспринимать музыку Мы были в натуралистическом музее и в Сокровищницах.

Однажды мы даже раскутились и пошли в Диана-бад — который мне напомнил наши московские центральные бани. Удовольствие было большое. Сначала купание под горячим душем, потом еще более горячий душ — лежачий, как водяной массаж, потом бассейн и плавание в теплой воде, наконец в теплом банном халате — маникюр и прическа.

Встретились мы с Марком в кафе при тех же Диана-бад, и было чувство, что мы как-то обновились, освежились и помолодели на десять лет. Все это удовольствие стоило на наши деньги — пустяки.

Какое-то тяжелое предчувствие говорило мне, что если это не наша последняя вылазка из Палестины, то пройдет еще много-много лет, пока я снова выберусь из дома. И поэтому, когда был вопрос, быть или не быть, идти или не идти (из-за денег, погоды или даже работы), я всегда настаивала, чтобы мы брали билеты даже на галерке, но ходили бы куда-нибудь по вечерам и в свободные дни. Марк с его податливым характером мне никогда не делал трудностей.

Из Палестины мы получали часто письма. Нам писали, что комиссия Пиля ^[659] работает во всю, что ждут Тосканини для дирижирования нашим симфоническим оркестром, а мама справляла свой 70-летний юбилей, и дети приехали ее поздравлять, все ее друзья и дамы прислали ей цветы и принесли подарки. Она получила нашу телеграмму и уже с нетерпением ждала нашего возвращения.

Мы на рождественские каникулы 1937 года сделали маленькую вылазку в Чехию: дешевым манером, с туристическим обществом поехали в Прагу. Мы в самой Праге тоже взяли круговой билет на автобусе и объехали все достопримечательности. Мы видели старый город, синагогу и статую Реб Лейбела ^[660], Градчаны, много церквей, слушали Мессы в церквях, благо праздниками повсюду были торжественные богослужения, и как ни странно — в пятницу вечером в синагоге играл орган и пел мужской и женский хор. Я была поражена, когда у дверей синагоги стояли нищие и просили милостыню. Я спросила еврея-чеха: «Ведь теперь суббота и нельзя держать деньги в руках?» На это он мне ответил: «Мицва — милостыня всегда дозволена». <Пражские евреи считали, что «история Праги — длинная история евреев в Праге».>