Асфальт и тени - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Казаков cтр.№ 60

— Это обычный ознакомительный визит, так что прошу вас — без всякой помпы и горских излишеств. Для дела лучше, если о нашем прилете будут говорить как можно меньше, — обнимаясь с Магомедовым, попросил Плавский.

Первая половина дня прошла во встречах и совещаниях. Обстановка, судя по докладам, была напряженной. Придуманный кем-то в Москве «кавказский блицкриг» провалился. Слабо обученные, материально не обеспеченные, а главное, не готовые к партизанской войне войска завязли в соседней республике и, являя отчаянные образцы героизма, тужились сотворить невозможное — восстановить конституционный строй. Это невозможно было сделать по определению, потому что никакой конституции, в общепринятом смысле этого слова, в Чечне давно не существовало. А восстановить то, чего нет, не в силах никакая, даже самая сильная армия.

— Вы можете четко доложить об истинных размерах потерь? — допытывался Плавский у командующего группировкой генерал-лейтенанта Голубева.

— Иван Павлович, это проблематично, боевые действия идут более полугода. Руководство неоднократно менялось, как и ведомственная подчиненность…

— Генерал, я вас не понимаю! Вы этот бред, простите за резкость, можете штатским нести. Как это вы не знаете прямых потерь? Докладывайте, сколько убитых, сколько раненых, сколько без вести пропавших! Или за то непродолжительное время, как я покинул родные вооруженные силы, изменилась эта скорбная отчетность?

— Ничего не изменилось, бардака прибавилась. Вы же меня знаете, Иван Павлович, вилять я не привык и туфту Секретарю национальной стабильности докладывать не собираюсь. Нет такой учетности по группировке в целом, есть отдельная по армии, отдельная по внутренним войскам, отдельная по МВД, отдельная по ФСБ, да и то, полагаю, они весьма приблизительны.

Неизвестно, чем бы закончился этот доклад, если бы за спиной Плавского не появился начальник его охраны Александр Сергеев — здоровенный парень, прошедший все новейшие войны и конфликты и носивший чудаковатое прозвище «Санька Советский Союз». Выслушав информацию, Плавский извинился и вышел.

— Малюта Максимович, здравствуйте. Полковник Загорский, представитель разведуправления армии. Можно вас на минуточку?

Скураш, пожав протянутую руку, вышел из зала вслед за офицером.

— Мне вас «Саша Советский Союз» показал, — как бы извиняясь, произнес полковник. — Петра Харлампиевича нет, а дело не терпит отлагательств. Нам только что сообщили, что секретарь сегодня намерен встретиться с местными, так сказать, авторитетами, братьями Исмаиловыми. Не наше, конечно, дело оценивать их деятельность с правовой точки зрения, но это люди с сомнительной репутацией. Может, вы поговорите с ним на эту тему, а то там машины уже готовят, чтобы везти вас в Чечню. Куда на самом деле завезут, сказать никто не может.

Малюта лихорадочно соображал. Услышанное, на первый взгляд, казалось полным абсурдом, но, зная непредсказуемость шефа и врожденный авантюризм Евлампова, который в бытность Плавского командармом был у него начальником разведки, можно было предположить все, что угодно.

— Откуда такие сведения?

— Источник надежный, но нет уверенности в том, что мы единственные обладаем этой информацией. Уже не раз замечали, что сведения, полученные нами, практически одновременно получал и противник. Никак в толк не возьмем — то ли источник двоит, то ли у нас «крыса» завелась. На ночь глядя ехать по нашим дорогам, даже в сопровождении бронетехники, я бы не советовал, да и нужды такой, насколько я понимаю, нет.

Чувствовалось, что офицер говорит искренне и по-настоящему обеспокоен. Оглянувшись назад, он немного понизил голос и продолжил:

— Для многих, и не только в армии, Плавский — это какая-то надежда на будущее. Так что подобная легкомысленность недопустима вдвойне. Надеюсь, вы как человек военный это понимаете.

— Много я чего понимаю, но решения принимать будет секретарь, а на нашу долю, как всегда, выпадет почетная обязанность претворить их в жизнь или, на худой конец, устроить так, чтобы волки были сыты и овцы целы. Пойдемте к Ивану Павловичу, пока он в зал не вернулся.

Плавский, уединившись в соседнем кабинете, разговаривал по мобильному телефону. Сергеев, успевший переодеться в камуфляж, демонстративно загородив дверь, о чем-то шептался со своими подчиненными.

— Александр Леонидович, извини, что прерываю вашу беседу, — на ходу начал Скураш, — срочно нужен «доступ к телу». Хотя, судя по твоей боевой раскраске, ты должен быть в курсе дела. Это правда?

— Что?

— Не делай умное лицо, ты же офицер! Кто уговорил шефа ехать с Исмаиловыми?

— Малюта Максимович, вы бы потише говорили, — оглядываясь по сторонам, зашептал Александр, — мне и так головной боли хватает. Никто его не уговаривал, он сам меня с Евламповым битый час убеждал, что это самый безопасный путь.

— Значит, мы опоздали. Обидно, — обернувшись к разведчику, развел руками Малюта, — шеф принял решение, убедил наиболее продвинутых адреналинщиков, и черта с два их теперь удастся вернуть на путь истинный. Хотя попробовать надо. С кем у него разговор? Может, нам зайти?

— Я бы не советовал. Аслан Масхадов уже третий раз звонит.

— Интересно, а этому черту что надо?

Дверь резко распахнулась, Плавский раздраженно сунул телефон в руки охраннику и, смерив подчиненных колючим взглядом, выдавил из себя вместе с клубами табачного дыма:

— Чтобы через сорок минут все были в единой форме одежды, — и, останавливая двинувшегося к нему Малюту, предупредительно подняв руку, готовым зарычать голосом добавил: — Никаких возражений и пререканий! Выполняйте приказ!

Неожиданно выглянувшее солнце придурковато щурилось в нешироких промоинах облаков. Осмелевшие, уже слегка тронутые осенними красками листья беззастенчиво стряхивали с себя холодные капли прямо на головы беспечных прохожих, спешивших избавиться от надоевших зонтов и капюшонов. Приморский город жил своей обычной жизнью.

Когда-то давно, в последние годы выдыхающегося Горбачева, Скураш часто приезжал сюда и неплохо знал местные традиции и нравы. Уже тогда за кажущимся спокойствием и незыблемостью традиций все четче вырисовывалась тень национального отчуждения и религиозной нетерпимости. Постепенно в еще существующем Советском Союзе сужались зоны русского влияния. Малюта до сих пор помнил один случайно подслушанный ночной разговор. Его и говорящих разделяла густая, ломкая стена живой изгороди и непроницаемая, вязкая мгла южной ночи. Люди шли по соседней аллее и остановились прикурить. В темноте любой, даже самый маленький огонек кажется чуть ли не ослепительной вспышкой.

— Слушай, Мамед, — полушепотом, взволнованно, как показалось Малюте, пытался возражать один из собеседников, судя по окающему выговору, выходец из центральных областей России, — ты же не умеешь, а главное, не знаешь, как это делать…

— Вадим Сергеевич, дорогой, я что, сам этого хочу, а? Ну, ты посуди, если не я займу твое директорское кресло, его все равно займут наши, только вот кто это будет, ни тебе, ни мне не известно. Так на кой черт упускать такой шанс?