"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Хоффман cтр.№ 106

***

Когда Шульц и Горбачёв встречались в Москве в октябре, советский лидер выглядел раздражённым, и в их дискуссии было больше колкостей, чем прежде. Шульц не смог договориться о дате саммита для подписания договора по ракетам средней дальности. Шульц писал в мемуарах, что для Горбачёва, похоже, настал сложный период. ^[575] Перед приездом Шульца Горбачёв столкнулся с серьёзным кризисом — открытой критикой в Политбюро. 21 октября Ельцин произнёс короткую речь на пленуме ЦК, жалуясь, что реформа движется слишком медленно, и что Горбачёв начинает наслаждаться подхалимажем и «культом личности». Это был намёк на Сталина. Ельцин тут же ушёл в отставку. Его речь и уход потрясли присутствующих. Горбачёв оказался под сильным давлением: с одной стороны, Ельцин требовал ускорить реформы, с другой — член Политбюро Егор Лигачев этим требованиям противостоял. ^[576] Затем, через несколько дней после отъезда Шульца из Москвы, Горбачёв согласился на предложенные даты саммита. «Советы моргнули», — записал Рейган в дневнике.

Пропасть непонимания между Москвой и Вашингтоном не исчезла. Несмотря на всё, что случилось в 1987 году — новая военная доктрина, авантюра Руста и её последствия, отказ от ракет «Ока», провал советских «звёздных войн», договорённость о ликвидации ракет средней дальности, — разведывательное управление министерства обороны представило конгрессу доклад, где утверждалось, что «все данные указывают стабильность военной политики Советского Союза». ^[577]

За две недели до приезда Горбачёва в Соединённые Штаты заместитель директора ЦРУ Гейтс подготовил для Рейгана меморандум о советском лидере. Гейтс не уловил суть попыток Горбачёва остановить гонку вооружений и неверно интерпретировал его цели и мотивы. «Модернизация советской армии, исследования и разработка нового оружия продолжаются в необычайных масштабах и с необычайным размахом, — писал Гейтс, демонстрируя отсутствие малейшего представления о работе Горбачёва над сменой курса. — Мы всё ещё видим, что производство оружия не сокращается. Более того, стремительными темпами идёт работа над новыми, нетрадиционными видами оружия вроде лазеров и над их собственным вариантом СОИ». В действительности советскую версию СОИ похоронили: создать её было невозможно. Гейтс заключил, что хотя в Советском Союзе и «начинаются большие перемены», трудно «заметить фундаментальные перемены (в данный момент или в перспективе) в том, что касается управления внутренними делами и основных внешнеполитических задач СССР». Гейтс сообщил президенту, что тому «понадобится трезвое — или даже мрачное — напоминание о сохраняющихся особенностях режима и о продолжающихся долгом соперничестве и долгой борьбе». ^[578]

Но всё же декабрьский саммит в Вашингтоне был отнюдь не мрачным. Горбачёв вдруг остановил свой лимузин на Коннектикут-авеню и принялся пожимать руки взволнованным прохожим. Рейган с Горбачёвым подписали договор о ядерных ракетах средней дальности, обменявшись рукопожатиями и росчерками пера на церемонии в Восточном зале Белого Дома. Договор предусматривал ликвидацию 1846 советских ракет «Пионер» и 846 американских «Першингов-2». Впервые за всю ядерную эпоху СССР и США отказывались от целого класса вооружений и вводили строгие условия проверок. Этот шаг не избавил человечество от ядерной угрозы, но стал совместным достижением мечтателя Рейгана и радикала Горбачёва — ядерных «аболиционистов», нашедших друг друга. Перед подписанием договора Рейган сказал:

— Мы прониклись мудростью русской поговорки: доверяй, но проверяй.

— Вы повторяете это на каждой встрече, — заметил Горбачёв.

— Она мне нравится, — ответил Рейган с улыбкой.

Микробиолог Игорь Домарадский удвоил усилия, брошенные на создание возбудителей смертельных болезней. Он ставил эксперименты, пытаясь сочетать ген дифтерийной бактерии с возбудителями чумы или туляремии и создать гибридный патоген. Он передавал свои результаты военным и больше никогда о них не слышал. Он трудился над созданием штамма туляремии, устойчивого к антибиотикам. Если бы его когда-нибудь использовали при создании оружия, то вылечить такую болезнь было бы трудно. Он создал два штамма, сохранявших вирулентность, но имевших весьма ограниченную устойчивость к антибиотикам. Это была вечная проблема: Домарадскому не удавалось добиться одновременно и высокой устойчивости, и высокой вирулентности. Если он повышал устойчивость, то получал меньшую вирулентность. Один из этих штаммов испытали на обезьянах, но результаты оказались неудовлетворительными.

Дела Домарадского вообще шли неважно. Его конфликт с директором института Ураковым обострялся с каждым месяцем — Ураков помешал одному из учеников Домарадского защитить докторскую, ставил под вопрос зарплату Домарадского, нагружал его бумажной работой и требовал, чтобы Домарадский переехал из своей квартиры в Протвине, на свежем воздухе, в тёмные оболенские леса. В какой-то момент Домарадский решился на отчаянный шаг и написал жалобу на Уракова в Политбюро. Было проведено внутреннее расследование, но конфликт усугублялся. Наконец Домарадский попросил перевести его на другую работу в Москву. Он покинул Оболенск летом 1987 года, многое сделав для запуска программ биологического оружия, и больше туда не возвращался.

Домарадский считал, что его исследования генетически модифицированных возбудителей потерпели неудачу. По его мнению, работа над возбудителями туляремии была паллиативной мерой. Это заболевание не передавалось при контакте людей, а военные хотели получить более опасные и вирулентные патогены, способные распространяться. В целом, как он говорил, «было сделано очень немногое для того, чтобы разработать новое поколение этого оружия, как планировалось изначально» на межведомственной комиссии в Москве, где он работал с 1975 года: «Я должен сказать, что не оправдались ни надежды, ни колоссальные материальные вложения. В сущности, ничего примечательного не было создано…» ^[579]