Мы, остальные, только хмыкнули. Всем была известна черная дыра в земле, среди старых тополей. Все туда спускались. Внутри был узкий короткий лаз, который упирался в могучие плахи — видимо, вросшую в землю дверь. Плахи, хотя и полусгнившие, разломать было невозможно. Да и страшновато было там, под землей, если сидишь долго.
Но отсюда, снизу, остатки собора мы видели впервые.
— А вдруг тут клад? — шепнул не чуждый романтики Семка. — Гляньте, доски торчат.
Несколько сгнивших досок высовывались из-под плотной кирпичной кладки. А между ними... да, торчали две кости.
Рыжий бесстрашно ухватил кость и выдернул.
Безусловно, это была человеческая кость. Которая называется «берцовая». Такие рисуют скрещенными под черепом на пиратских флагах. Кость была черная, рыхлая, но сохранила свою зловещую форму.
Рыжий сунул ее мне в лицо — попугать — потом бросил вниз. И ухватил другую.
— Не трогай, дурак, — сумрачно сказал Семка.
Неподалеку торчали еще несколько сплющенных гробов
с костями. Видимо, под собором в старину были склепы.
Мы больше ничего не трогали, слегка притихли, стали подниматься. В этот момент из бурьяна выкатился темный круглый череп без нижний челюсти. Амирке прямо на босую ступню. Амирка дернул ногой. Череп запрыгал вниз, как мяч, и застрял в буйной зелени.
Мы выбрались наверх, перелезли через деревянную ограду и оказались на улице Республики. Напротив музея. Рядом с музеем была остановка автобуса.
16. 04. 97
«ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ...»
Подъехала полуторка со скамейками — автобус тогдашнего времени. В кузове было много народа, кондукторша не сразу заметила «зайцев». А когда заметила и завопила, мы уже, подъехали к остановке «Улица Кирова». По этой-то улице (параллельной Семакова) мы и выбрались снова к реке.
На Пески, к пестрой куче нашей одежды, охраняемой одиноким Темчиком, мы подоспели одновременно с теми, кто шел по берегу.
Увидев нас, Темчик встал и... заплакал.
Его обступили.
— Темчик, ты чего? Приставал кто-то? Где эти гады?!
Он всхлипнул опять, сердито сдернул панамку, вытер ею глаза. И сказал уже не по-московски, а чисто нашим сибирским говором:
— Вы чё, ненормальные? Я думал, потонули. Пропали куда-то... Столько времени нету и нету, я не знал, что делать...
— Ох и свиньи мы, — искренне сказал Амос.
Темчика со всех сторон принялись успокаивать. И наконец он заулыбался, тронутый всеобщим сочувствием. И счастливый, что все вернулись живые-здоровые. Хотя все еще промокал панамкой глаза.
Раздался сиплый гудок. От моста вверх по течению неторопливо двигался пароходик «Речник». Он в это время каждый день шел от деревни Решетниково. Все знали: если показался «Речник», значит, половина четвертого.
— Ой! — перестал улыбаться Темчик. — Я же обещал маме, что приду в три!.. Я побегу!
— Я с тобой! — На ходу застегивая ремень, я кинулся за Темчиком по лестнице. Потому что знал: он один еще ни разу не ходил по нашему городу на такое расстояние — от дома до реки и обратно. Конечно, не заблудится, но... мне казалось, что я отвечаю за Темчика.
Да, не такое уж это и расстояние было. За пятнадцать минут то бегом, то спешным шагом добрались мы почти до места.
— Попадет? — выдохнул я один раз на бегу.
— Не в этом дело. Мама, наверно, тревожится.
Еще на полпути я заметил, что за нами, поотстав, торопится Тоська Мухина. Ей-то что надо?
А в полквартале от большой ограды, на улице Дзержинского, мы увидели Зою Корнеевну. И разом замедлили шаги. Потом остановились.
— Ну? — ледяным тоном сказала Зоя Корнеевна. — Как это понимать?
— Мама, я не мог уйти. Я...
— Как это не мог, если ты мне обещал ?
— Но там я тоже обещал! Я караулил одежду! А ребята ушли и задержались...
— Он был как часовой, — сказал я.
Зоя Корнеевна не удостоила меня взглядом. А Темчик вцепился в мои слова, как в спасение:
— Да, я был часовой! Я там тоже обещал! Не мог же я разорваться между двумя обещаниями!
— Надо выполнять то, что обещал раньше, — холодно сказала ему мать.
— Но они же не знали... Я же не мог... Я...
— Ну-ка, подними голову, — сказала Зоя Корнеевна. — Смотри мне в глаза.
Темчик поднял и посмотрел. Кажется, с надеждой на понимание. И на прощение.
Но прощения не было. Зоя Корнеевна ладонью крепко ударила сына по щеке. Голова Темчика мотнулась, и он опять уронил ее. И закапали слезы. На дощатый тротуар — как дождевые капли. Панамка от удара слетела и упала в траву.
— Не надо... — сдавленно сказал я.
— Подними, — велела Темчику Зоя Корнеевна.
Темчик поднял панамку, но не надел. Зоя Корнеевна взяла его за плечо и повела к дому. Красивая — в своем пестром платье и широкополой шляпе — как артистка. Холодная, как снежная королева...
А Тоська стояла в пяти шагах и смотрела.
— Чё зыришь! — гаркнул я на нее. — Довольна?
— Дурак!
— Дура!
ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ...
Два дня Темчик не появлялся на улице. Я рассказал ребятам про то, что случилось. Кажется, все чувствовали себя виноватыми, даже Рыжий не зубоскалил. Хотя, если разобрать-
в чем наша вина? Никто же не знал, что Темчику к трем часам надо было домой...
На третий день я встретил Зою Корнеевну недалеко от рынка, куда мама послала меня за картошкой.
...И сейчас я вставлю опять несколько старых страниц из Сохранившегося черновика этой несостоявшейся повести. Он помечен числом 22.01 девяносто шестого года.
— Славик!..
Делать нечего, я придержал шаги. Она пошла чуть позади меня.
— Здравствуй, Славик.
Я колюче оттопырил локоть и неразборчиво буркнул в ответ.
— Ты на меня сердишься?
Еще и спрашивает! Я мельком глянул из-за плеча. Продолговатые глаза Зои Корнеевны в тени шляпы излучали снисходительную доброту. Платье шелестело.
— За что же, голубчик?
— А зачем вы Темчика... так! Тогда, на улице...
— Вот в чем дело! Ну... видишь ли, это был импульсивный поступок. Знаешь, что такое «импульсивный»?
Я сердито хмыкнул. Потому что знал. Отчим, если скандалил, швырял посуду, замахивался на маму, потом всегда оправдывался: «Ну, как ты не понимаешь? Я же действовал импульсивно!»
Я сказал беспощадно: