Под созвездием Ориона - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 121

— Это же сказочный заяц! — храбро объяснил я, чувствуя поддержку масс. — У меня в непроливашке недавно были зеленые чернила, и я хотел написать ими сказку, но они кончились. А сказка все равно хотелась…

Нина Алексеевна сочла объяснение вполне достаточным. Только спросила еще, откуда мне известно слово «зоотехник». Я объяснил, что зоотехником работает муж моей взрослой сестры. Он ездит в командировки по северным зверофермам. Только он вовсе не злой, не такой, как Заикин.

Нина Алексеевна поставила мне в тетради большущую пятерку. Правда, не зелеными, а красными чернилами…

Здесь, пожалуй, можно заканчивать повесть, потому что сюжеты, связанные с непроливашкой, я исчерпал.

Красный лев с непроливашки стерся, конечно, очень быстро, но я утешил себя тем, то он живет в зеленых джунглях — тех, что я рисовал когда-то зелеными чернилами. Там лев мирно гуляет по чаще вместе с зайцем Зюзей, а над ними весело летает звонкий зяблик Зинь-зинь.

Непроливашка жила у меня долго. Правда носить ее на уроки я скоро перестал. В третьем классе я перешел в другую школу, там чернилки были казенные, дежурные расставляли их на партах в начале занятий. А моя непроливашка служила мне для домашних заданий и для писания стихов, которые я во множестве сочинял в старших классах. Потом, когда я уехал учиться в университете, ею пользовался мой братишка…

Куда девалась непроливашка, не знаю. Затерялась где-то, когда мама с братом переезжали в Свердловск. И я очень обрадовался, что в точности такую же чернилку подарила мне жена.

А может быть, она — та самая?

Сейчас непроливашка пуста. Я давно уже не пишу чернилами. Даже теми, что в авторучках. Почерк стал портиться невероятно, пришлось осваивать компьютер. Но нет-нет, да и гляну я на старинный письменный прибор, где обрела свое место белая с синими полосками чернилка — подружка нашего давнего школьного детства. И мне кажется, что на дне ее немало еще интересных историй (кажется об этом что-то есть в одной из сказок Андерсена). И может быть, эти истории я когда-нибудь напишу. По крайней мере, надеюсь.

Кроме того, в непроливашке по-прежнему живут красный лев, зеленый заяц Зюзя, зяблик Зинь-зинь и немало других сказочных персонажей, которых я успел напридумывать за свою жизнь…

Да, вот еще что! Возвращаясь к началу повести, хочу сообщит читателям, что мичман Костинька (то есть Константин Андреевич!) Трубчинский благополучно вернулся на шлюпе «Афродита» из кругосветного путешествия. Потом он еще не раз участвовал в дальних плаваниях, в том числе и командиром корабля. А в дальнейшем дослужился до контр-адмирала.

Дотошный читатель может воскликнуть: «Но ничего же этого не было! Вы сами признались, что графа Андрея Гаврилыча и его сына придумали!»

Да кто же знает! Скорее всего, не было, а может быть, все-таки и было… А кроме того, если я придумал своих героев, значит, имею право сам определять их судьбы. И возможно, что командир корабля Константин Андреевич Трубчинский еще объявится в какой-нибудь из моих повестей. Из тех, что пока прячутся в непроливашке…

2002 г.

В рассуждении, что «раньше солнце светило ярче, трава была зеленее, а небо голубее», всегда слышится ирония. Мол, в детстве мы всё видим в радужных тонах. Но с другой стороны… Воздух и правда был чище, реки полноводнее, а тополиные листья в середине лета не корчились от бурых лишаев. И еще одна бесспорная истина: воздуха на планете было больше. Странно, что люди не обращают на это внимания. А ведь на то, что атмосфера стала жиже и легковеснее, неумолимо указывают приборы.

У меня таких приборов два. Это барометры-анероиды (анероидами ученые люди их называют в отличие от ртутных барометров — громадных, похожих на метровые градусники и нынче почти никому не известных).

Так вот, этих пружинных барометров-анероидов у меня пара. Один я купил лет пятнадцать назад. Заплатил какую-то ерунду. Сейчас такие приборы — заключенные в резные рамки, оформленные в старинном стиле — продаются в сувенирных отделах универмагов за бешеные деньги. А в конце восьмидесятых это был вроде как ширпотреб. Я подумал, что солидная круглая штука со стрелками будет хорошо смотреться рядом с прибитым к стене штурвалом, корабельными часами и моделью старинного парусника по имени «Арабелла». Барометр и правда вписался в интерьер моей «каюты». Я откинулся на диване и стал любоваться. И… вдруг меня царапнуло ощущение: что-то здесь не то.

Да, было явное «не то».

С детства я знал, что нормальное атмосферное давление — семьсот шестьдесят миллиметров. Мне было известно это еще в первом классе. Число 760 стояло на самой верхней точке круглой шкалы барометра, точно посередине. Под напечатанным старинными буквами словом « ПЕРЕМ h ННО ». То есть при таком давлении погода ожидалась самая обыкновенная: могло светить солнышко, могли набежать облака и брызнуть легкий дождик. Низкое давление — от 720 до 730 миллиметров — обещало «БУРЮ». А высокое — от 790 до 800 — «В.СУШЬ» (то есть «великую сушь»). Так утверждал барометр, который я помнил с семилетнего возраста.

А тот, что я купил в универмаге, говорил о другом. Если верить ему, нормальное давление составляло всего 750 миллиметров ртутного столба — именно эти цифры увенчивали шкалу и предсказывали переменную погоду. Буря обещала разразиться, когда стрелка скатывалась ниже 720-ти, а великая засуха наступала уже при 780-ти. То есть современный анероид делал поправку в минус десять миллиметров. Словно у атмосферы уже не хватало сил, чтобы давить на земную поверхность с принятой ранее силой и обеспечивать погоду на прежних условиях. Куда они девались, запасы воздуха-то? Может, его сожгли в полетах авиалайнеры? (Я слышал где-то, что за один рейс над Атлантикой большой самолет сжирает около шестидесяти тонн кислорода). А может, виноваты ядерные испытания?.. Или я просто ошибаюсь, вспоминая барометр своего детства?

Чтобы проверить себя, я поехал на край города, где у самого леса, в деревянном доме, обитала семья моего младшего брата. Самого брата уже не было на свете, он умер от неожиданно свалившейся болезни, не дотянув до сорока лет, такая вот судьба. А семья, постепенно разрастаясь, жила на прежнем месте. Я помнил, что раньше у них висел на стенке книжного шкафа старый барометр. Когда-то он принадлежал отцу брата, моему отчиму.

На сей раз барометра я не увидел. Стал расспрашивать. Моя взрослая племянница отмахнулась:

Валяется где-то в углу. У него стекло разбилось, стрелки отпали…

Я охнул, бросился разгребать за шкафом всякое барахло. Нашел, вытащил беднягу. Черная стрелка беспомощно болталась на оси. Медной стрелки-регулятора не было совсем. Расколотое пополам стекло тут же вывалилось и распалось на несколько кусков.

—М-да… — я вложил в это краткое слово красноречивую оценку ситуации.