А склеить ее я собирался из трех больших рассказов — тоже незавершенных. Сейчас перечитываю конспекты и корю себя за лень и неумение.
Первый рассказ — «Лось ударит копытом». Начинался он так.
Перед Новым годом сотрудник биостанции Сергей Брагин получил письмо. Незнакомые люди сообщали, что жена его покойного двоюродного брата — Татьяна — умерла от сердечного приступа…
До Новокаменска было больше трехсот километров. Поезд уходил только ночью. Сергей позвонил в аэропорт, и знакомые ребята из транспортной группы прислали за ним мотоцикл. Через час в Новокаменск спецрейсом отправлялся вертолет геологов…
Сергей вернулся третьего числа. Он толкнул дверь, пропуская вместе с морозным облаком закутанного мальчика. Пар поднялся к потолку и затуманил желтую коридорную лампочку. Из кухни появилась соседка Зинаида Филипповна. Увидела мальчика, подперла пальцем щеку и приготовилась запричитать. Сергей глянул на нее из-под шапки, и соседка скрылась.
— Эдик! — позвал Сергей, подталкивая мальчика к дверям своей комнаты. Дверь напротив распахнулась, и в ярком ее прямоугольнике мальчик увидел коренастую фигуру в мохнатом свитере и с косматой головой.
— Ну вот, приехали мы, Эдик, — сказал Сергей, придержав мальчика за плечо. — Это Игорёк. Мой племянник.
— Ну-ну, — отозвался Эдик. — Кормить вас?
— Кормить, — согласился Сергей.
— Света, кормить! — крикнул через плечо Эдик.
— Слышу, — донеслось из комнаты.
Сергей сказал:
— Я сейчас зайду…
В комнате Игорёк опустил на стул маленький чемодан. Встал валенками у края распластанной на полу медвежьей шкуры. Оглянулся, тихо спросил:
— Можно на ней посидеть?
— Сидеть, лежать, стоять на голове. Все можно, — сказал Сергей. — Только разденься сначала. Давай помогу распаковаться.
— Спасибо, я сам…
Сергей опять вышел в коридор.
— А где его вещи? — спросила из кухни Света.
— Какие там вещи. Комод, что ли, везти? Одежонку его забрал, вот и все. Учебники еще…
— В каком он классе?
— В четвертом.
— В интернат, может, его записать?
Сергей помолчал.
— Далеко они все. И мест, наверно, нет. Кто запишет в середине учебного года?
— А если в Литвиновку? Не думаешь?
— Не думаю, — сказал Сергей.
…Потом Света кормила полусонного Игорька на кухне, а Сергей и Эдик сидели в комнате Эдика и, смущенно поглядывая на дверь, прятали под стол четвертинку — не от Светки, от мальчика.
Сергей рассказывал, как важная дама из какого-то педагогического учреждения не хотела отдавать ему мальчика. «Вы, мол, не имеете права, мальчик должен быть помещен в детский дом, у вас нет документов об опекунстве…»
— Я говорю: «Если вы оглянетесь, то сможете заметить позади себя дверь…» Она говорит: «Молодой человек!» Я говорю: «Потрудитесь этой дверью воспользоваться»…
— Воспользовалась?
— Не сразу… Но воспользовалась. А я забрал в школе Игорёшкины документы. А по пути взял билеты на самолет…
— Ну… и как он? Мальчик-то…
— Плачет иногда. И укачало в самолете… А в общем ничего…
— В общем ничего… — непонятно повторил Эдик. — Не боишься стать отцом-одиночкой? Может, Светка дело говорит: устроить его в Литвиновку? Интернат хороший, директор свой человек…
— Сережа прав, далеко до Литвиновки, — сказала заглянувшая в комнату Света. — И вообще…
— Вот именно: «и вообще»… — Сергей отодвинул стакан и забарабанил по столу. — Я себя помню. Летом, когда уже война кончилась. У нас в детдоме то у одного мать или отец найдутся, то у другого. Каждый только этого счастья и ждал. Один раз повели нас на прогулку, и увидел я — идет по улице хромой дядя Гриша, наш бывший сосед — отец моего дружка Вовки. Три года я его не видел, а узнал. Как рванулся, как вцепился в него! Так и не отпустил, пока к директорше ходили, пока мои вещички собирали… Оказалось, дядя Гриша с семейством в этот город насовсем переехал. Я у них полгода жил, потом уж отец с Сашкой отыскались… Вроде бы чужие совсем они, дядя Гриша и тетя Катя, а ведь взяли, как родного.
Эдик сидел с напряженным лицом. Ему было неловко от того, что приходится со вниманием и сочувствием слушать уже хорошо известную историю. Он знал всё: и то, что Сергей жил у дяди Гриши, и что лишь через полгода у него отыскались отец и брат, и что мать так и не нашлась — наверно, погибла при бомбежке, когда маленький Сергей отбился от эшелона… Сейчас Сергей слегка размяк. Но вдруг встряхнулся, оборвал рассказ. Только добавил тихо:
— Нельзя же так… Я у него один.
— Да ведь ты его видел-то до этого случая раза два, да и то мельком, — осторожно заметила Света.
— Все равно…
Эдик торопливо согласился:
— Я понимаю… А он к тебе как? Ничего?
Сергей пожал плечами…
Здесь необходимо отступление. Объяснение. Дело происходит в 1960 году. В двухэтажном деревянном доме, который стоит на самом краю города, рядом с лесом. В начале шестидесятых я сам — молодой, неженатый — жил в таком доме на окраине Свердловска, в семье своей старшей сестры и ее мужа-охотоведа. Здесь обитали сотрудники Института охотничьего хозяйства, недавние выпускники московских и уральских биофаков. Дом был как бы пропитан духом северных экспедиций, таежных и речных приключений.
Покрытые сосновым лесом Уктусские горы подступали к самому дому. Ближняя часть леса считалась парком. Наверно, поэтому на круглой макушке ближней горы (с нее открывался вид на город) поставили бетонную скульптуру: лось и лосиха в натуральный рост, а то и крупнее. У лося были могучие разлапистые рога… Потом рога, конечно, обломали, черные лосиные бока исписали, исцарапали, но в ту пору скульптура была еще «во всей красе». Местные ребятишки любили сидеть на лосиных спинах и не обижали своих бетонных друзей…
Это все вошло в рассказ…
Утром Игорёк проснулся на новом месте.
Снег за окном был солнечно-желтый, и тени от сосен лежали синими полосами. У вершины горы деревья расступались. Она возвышалась над лесом круглой сверкающей шапкой. Немного ниже ее макушки, на чистом пространстве снега чернели два лося. Сбоку от них тоже синела тень.
Игорёк смотрел без интереса и удивления. Он просто смотрел, и мысли его были равнодушными, как отдельные слова: «Окно. Снег. Лес. Гора. Лоси стоят…»
Лоси задержали его взгляд. Игорёк вдруг почувствовал, что чего-то ждет. Он понял: он ждал, когда лоси шевельнутся. Если бы они зашагали по снегу или хотя бы качнули головами, Игорёк перестал бы на них смотреть. Он ни к чему не чувствовал интереса. Просто подумал бы: «Вот лоси пошли». Но неподвижность животных была непривычной для глаза. И он продолжал смотреть. Он даже повернул на подушке голову, чтобы удобнее было наблюдать. И тут же услышал голос Сергея: