И тогда шар засвистел! Подпрыгнул! Поскакал!
Семилетний Пестик обалдело шлепнулся в траву. Данька тоже сперва перепугался. Но почти сразу кинулся за беглой тыквой. Догнал, упал на нее пузом. Свистящий шар приподнял мальчишку, завертел и понес по воздуху в двух аршинах от травы. Снизу из тыквы била упругая гудящая струя.
— Хорошо, что дыра оказалась внизу. А то меня продуло бы навылет! Я уж потом это понял и чуть лужу не пустил с перепугу, — признался Данька Авке и Гуське.
— А дальше что? — сказали те разом.
Ожившая тыква таскала Даньку по двору недолго, с четверть минуты. Потом обессилела и стихла.
— Я полежал на ней и понял, что открыл новый вид энергии. Чихательной!
Гуська почесал макушку.
— А почему раньше никто ее не открыл? Сколько капали маслом в чихалки — и ничего…
— В том-то и дело, что маслом! А Песька перепутал бутылки! Они же глиняные, непрозрачные. Он притащил кислое молоко…
— А в нем какая сила… — недоверчиво сказал Авка.
— Я сперва тоже думал: какая? Думал, думал… А потом понял! В кислом молоке есть бактерии! Ну, такие специальные микробы, от которых оно скисает. Они ведь — живые существа. А какое существо устоит перед чихалкиной пылью! И вот один чихнул, второй, третий! И пошло, пошло! Начала вырабатываться сила!
— Микроб — он же крохотульный. Какая от его чиха сила, — сказал Гуська.
— От одного — никакая. Но их же там… билли-трилли-миллионы! Как начнут чихать один за другим, а потом все вместе! Происходит цепочная реакция… И полетели! Я специально смастерил воздушный самокат. Называется "микрочих". Вчера тренировался весь вечер, двадцать четыре тыквы извел! Из прошлогодний запаса…
— Дань, дай прокатиться! — выдохнул Авка, забыв про все на свете.
— И мне… — сунулся вперед Гуська.
— Ладно… Вообще-то я своей мелкой команде обещал, ну да вас можно пустить без очереди, гости же…
В самом деле, Данька золотой человек!
— Только учтите, управлять надо осторожно, — предупредил он. — Наклоном туловища… В какую сторону захотите повернуть, туда и наклоняйтесь. А если прямо — нагибайтесь вперед. Только не сильно, а то зароетесь носом! Я один раз во как впилил! — Данька показал на щеке ссадину. — И не поджимайте ноги, а то ка-ак вляпает выхлопом, без пяток останетесь!
— А если захочешь, можно набрать высоту? — спросил Авка. Сам еще не зная, зачем.
— Можно. Надо остановить движение вперед. Тогда струя начнет поднимать тебя. Только это опасно. Энергии-то хватает секунд на десять-пятнадцать. В зависимости от объема тыквы. Если не успеешь снизиться, брякнешься с высоты. Я один раз брякнулся с двух саженей, тоже синяк… — Но показывать синяк Данька не стал — понятно, где он…
Авкины тревоги спрятались позади новой радости. Гуськины, кажется, тоже. Данька выделил им для катания по две тыквы. Первый раз у Авки получилось не очень, но кое-что он все-таки усвоил. И второй раз ощутил себя опытным воздушным наездником. Даже подняться по вертикали попробовал, как учил Данька. И поднялся. Правда спуск получился слишком крутым, Авка перелетел через руль, но отделался лишь привычной ссадиной на колене.
А Гуська — тот вообще молодец. Данька даже позавидовал:
— Ты будто всю жизнь ездил на микрочихе.
Гуська скромно поулыбался. Но тут же лицо его стало похудевшим, треугольным. Он, Гуська-то, оказывается, помнил о главном деле крепче Авки. Он за лямку оттянул Авку в сторону.
— Пора сказать ему…
И горькая забота опять взяла Авку в свои холодные лапы. И беспощадная каторга замаячила впереди. Но он храбро сказал:
— Идем домой.
— А как же…
— Идем. Даньку нельзя впутывать в наши дела. Если все откроется, его ведь тоже могут… за решетку. Как сообщника. А у него вон сколько малышни…
— Но кто же нам поможет, если не он?
— Он уже помог…
— Как?
— Идем, идем…
Они помахали Даньке ладонями — уже от калитки. Прокричали спасибо.
— Приходите еще! — отозвался он. — Только не завтра! Завтра мне на дежурство, таскать шлейфы за фрейлинами!
— Надоело? — посочувствовал Авка.
— Хуже кислой тыквенной похлебки!.. Я просил перевести в барабанщики, а министр церемоний говорит: "Ишь чего захотел, много вас таких…"
— Свинья он! — сказал Авка.
— Ты уж держись! — подбодрил императорского пажа Гуська.
— Придется…
— И гляди, чтобы твои детки не свихнули шею на микрочихе! — посоветовал Авка.
— Не-е! Я им даю тыквочки с запалом всего на пять секунд! Не успеют разогнаться!..
Когда прошли полквартала по улице Золотых Семян, Гуська сумрачно сказал:
— Ну и что дальше?
— Пошли на Цветочную гору.
— Зачем?
— Оттуда лучше всего видать дворец.
— Август, ты что задумал? — спросил Гуська тоном строгого равноправного друга.
Но Авка молча шагал вперед.
Гуська сжал губы, сунул кулаки в клетчатые карманы и, видимо, решил больше ни о чем не спрашивать.
По лестнице в четыреста ступеней поднялись на Цветочную гору. Это было самое высокое место в столице, за исключением Императорского холма, где стоял дворец. На горе была окруженная колоннами площадка. С нее жители столицы и приезжие люди любовались видом главного города Тыквогонии. Но сейчас никто не любовался. Весь народ толпился на улицах, площадях и рынках, обсуждал слухи: куда едем? что будет?
С площадки казалось, что дворец совсем недалеко — вот он, как на картинке.
— Гуська, видишь главную башню?
— Ну и что?
— Видишь полукруглое окно вверху?
— Ну и что?
— Все говорят, что там кабинет императора…
— Ну и что?
В самом деле, что такого? Каждый знал, что там кабинет императора. Нередко в окне показывалась фигура в белом мундире и золоченой короне-тыкве. Снизу лица было не разглядеть — башня-то ого-го какая! — но тыквогонцы знали: это его величество, размышляя о нуждах империи, обзирает страну. Находились, правда, злые языки, они болтали, что это вовсе не император, а специальный придворный. А некоторые даже говорили: чучело. Но таких было немного.
— Смотри, Гусь, наружная стена совсем недалеко от башни.
— Ну и ч… — начал опять Гуська и глотнул. И быстро сказал: — Авка, не надо.
— У нас в кладовке есть во-от такая чихалка. Куда там Данькиным! Хватит на целую минуту. Если сперва вверх, а потом вот так, — Авка горизонтально провел над площадкой ладонью, — прямо в окно…