Давно закончилась осада... - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 42

— Не вертитесь, сударь, стойте спокойно! Что значит «щекотно»?! Я вас не щекочу, а об-сле-ду-ю… Дышите… Не дышите… Подышите еще… Голубчик, я сказал «подышите», а не пыхтите, как паровая машина в доковой лесопилке… Гм… Одевайтесь.

И пока Коля натягивал на ребристое тощее тело рубаху, доктор делился с Татьяной Фаддеевной своим недоумением:

— В легких я ничего не слышу. Не могу понять, откуда этот кашель…

— Опять в своей морской фуражке гулял, хотя есть прекрасная меховая шапка, оттого и кашель, — сокрушалась тетушка. — Эту фуражку я скоро спрячу с глаз или просто выброшу…

— Нет, Татьяна Фаддеевна, здесь что-то иное. Такие явления случаются порой от нервных переживаний. Но какие переживания могут быть у этого благополучного юноши?

Знал бы он, сколько их у «юноши»!

В конце концов доктор пришел к выводу, что Колю следует хорошенько пропарить в бане. Это средство помогает от множества хворей. В том числе и от простуды, и от нервов.

— Значит, придется просить Николая Тимофеевича, — озабоченно сказала тетушка. Так, «по всей форме», она именовала Маркелыча.

У Маркелыча на дворе стояла каменная банька…

А у Лазуновых баньки, конечно, не было.

Вообще в нынешней жизни Коли и тетушки было гораздо меньше удобств, чем в столичной. Там при квартире (хотя и тесной, обшарпанной) была крохотная ванная комната с жаркой изразцовой печкой и теплая уборная. Здесь же по необходимым делам приходилось бегать на двор, в сложенную из ракушечных плит будочку. Если днем, то еще ничего. А вечером, перед сном, нужно было идти с фонарем, в котором шевелилось ненадежное пламя свечки.

В будочке дрожали и метались нехорошие тени: неосторожно махнешь ладонью, а на стене — кто-то жуткий, как гоголевский Вий…

Иногда Коля по вечерам специально отказывался от чая, чтобы не ходить на двор, терпеть до утра. И терпел. В этом было даже свое преимущество: не проспишь школу. Но порой приходилось вскакивать чересчур уж рано. Под кроватью был, конечно, горшок (по заведенному еще с младенческих лет порядку). Но ведь его потом надо выносить, а кто это будет делать? Тетушка? Или, может, Лизавета Марковна? Значит, надо самому. А если со своего двора увидит такое дело Саша? Вот ужас-то…

С мытьем тоже хватало хлопот. Татьяна Фаддеевна раздобыла где-то большущее железное корыто и каждую субботу устраивала ванну на кухне. С помощью Лизаветы Марковны грела на плите несколько ведер воды и сперва мылась сама, а потом отправляла на кухню племянника. Коля тщательно запирался изнутри ручкой от швабры. Давно прошли времена, когда он позволял Тё-Тане мыть себя, как фарфоровую куклу.

Мыться в корыте было одно мучение. Сядешь — железо обжигается, и прислониться не к чему. Встанешь — брызги разлетаются вокруг, а воды в корыте — всего ничего. А в ведрах — то почти кипяток, то совсем остывшая вода. И мыло в глазах, и пена в непромытых волосах. Плеснешь на себя из ковша — и по всей кухне потоп…

Два раза Коля с Женей и его отцом ходил в общественную баню при мастерских РОПИТа. Баня была большущая, гулкая, с жаром и клубами пара, в которых размыто проступало множество голых тел. В этой дешевой бане (билет — копейка, а для ребят бесплатно) мылись и мастеровые, и чиновники разных рангов, и даже доктор Борис Петрович, у которого дома тоже не было ванны. Коле здесь понравилось — было похоже на картинки про Дантов ад из «Божественной комедии», только без мучений и пыток, а наоборот, с веселым настроением. Но плохо то, что баня работала по вечерам, а домой одному в темноте… Ну, сами понимаете. А оставаться ночевать у Славутских каждый раз тоже было неловко…

Лизавета Марковна не раз говорила Татьяне Фаддеевне, что Маркелыч с готовностью предлагает пользоваться банькой всем соседям. Пускай только подбрасывают дровишек, а то с ними в городе трудновато. И тетушка, случалось, ходила туда с Лизаветой Марковной и Сашей. А Коля не ходил, компаньонов-мужчин не было. Маркелыч, конечно же, мылся с Настюшкой, такое их супружеское дело. И Коле — значит, опять одному? Но за окошком-то, как всегда, тьма-тьмущая. Лучше уж на кухне…

Однако на сей раз пошли они с Маркелычем.

— Сейчас мы твою хворь, тезка, за две минуты выгоним, — обещал по дороге Маркелыч. — Вылетит она из тебя, как из мортиры с двойным зарядом….

Банька изнутри была обшита желтыми палубными досками. Разделись в тесном предбаннике, и Маркелыч втолкнул Колю в комнатушку, полную горячего воздуха. Под потолочной балкой туманно светился желтый фонарь. От рыжей глиняной печки несло жаром, как от собранной в сгусток Сахары. Батюшки! Да разве здесь можно дышать?! Коля ринулся назад, Маркелыч поймал его.

— Терпи, терпи. Сейчас привыкнешь…

Один вдох, другой… Еще… Ну и правда стало терпимее. То есть, может быть, еще не совсем гибель…

— Полезай-ка на полок… — И Коля оказался на влажных горячих досках, недалеко от потолка. Маркелыч плеснул из ведра на раскаленную плиту. Воздух взорвался. Жгучий пар забил дыхание, и Коля снова решил, что пришел конец. Но выжил и сейчас.

Маркелыч взгромоздился рядом.

— Ложись-ка на пузо. Во-от так…

Он не пожалел для юного соседа дорогого березового веника, какие купить можно было только в Симферополе, а туда их привозили из Курской губернии, поскольку южнее березы не росли. Ой-ей-ей! В первый момент Коля решил, что тетушка поделилась с Маркелычем пироговским методом и пришел час расплаты за все грехи. Но нет, боли не было, а от каждого удара Колю охватывало новым упругим жаром и сладким березовым духом.

— Ну как? Будешь сызнова кашлять?

— Ой! Не буду!…

— То-то, что не будешь. Ну-ка, еще! Раньше, в своем Петербурге, такого лекарства небось не пробовал?

— Ох… не пробовал…

— Тогда пойдем. Чтобы по всей норме…

— Куда?.. Ай!

Не успел он снова сказать «ай», как крепкие руки Маркелыча под мышки вынесли его через предбанник на жгучий холод. И сверху — ледяной поток из ведра.

— А-а-а! — Это уж точно была нестерпимая погибель. Но те же руки мигом вознесли его снова на высокие доски, в спасительный жар, обдали горячей березовой пургой.

— Уф… Маркелыч, разве так можно? Я же помру…

— Обязательно. Лет через сто… Только в царствии небесном, куда попадешь после смерти, таких парилок не будет. Потому пользуйся, покуда жив… Ведь жив еще?

— Кажется, да… только сил совсем нет…

— Как это нет? А кто меня будет веником греть? Не Ерофейка же, он большого жара не выносит… Ну-ка, давай поработай!

И оказалось, что силы у Коли еще остались. Даже немало. Он передохнул и замахал веником, охаживая крепкую, в сплетениях мускулов, спину Маркелыча. И работал добросовестно, пока Маркелыч не сказал: «Ладно, дробь». По-морскому это значило «хватит».

Спрыгнули, окатили друг друга теплой водой, сели на нижней полке, чтобы отдышаться.