Давно закончилась осада... - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 196

— Конечно, нет, голубчик. Конечно, нет… Но у тебя, видимо, богатое воображение. Ты невольно стал ощущать себя мальчиком Даниэлем, который мчится над волнами. Поэтому натянутый ватер-штаг всегда перед тобой. Неотъемлемая часть корабельной оснастки… Ты понял меня?

— Да… — шепотом сказал Оська.

Он понял не все.

“Ведь я же никогда не думал об этом… ватер-штаге. Даже не помнил, что он есть у кораблей… И полоска появилась, когда я еще не читал повестей Ховрина…”

“Но ты уже знал Даниэля”

“Ну и что?”

“Ты сам сказал: напоминание…”

“О чем?”

— …Так что здесь проблемы не для окулиста, — услышал он опять доктора. — Скорее уж для невропатолога. Но это, если полоска не исчезнет. А мне кажется, ты справишься с ней сам. Поменьше игры воображения, побольше игр на свежем воздухе… Хотя я понимаю: морская романтика отпускает свои жертвы неохотно. А ты ведь наверняка хочешь стать моряком. А?

— Не знаю… Наверно, морским журналистом. Чтобы плавать и писать обо всем…

— Тем более, тем более! Тем, кто пишет, воображение необходимо. Но надо держать его в узде!

“Но я же ничего не воображал! Оно само…”

— Ты меня понял, голубчик?

— Да… спасибо, Владислав Евгеньевич. Я пойду?

— До свидания. И помни, дорогой: побольше свежего воздуха, поменьше книжек о морских приключениях. По крайней мере, на ближайший месяц…

Он был очень хороший человек, этот старый доктор…

В коридоре Оську догнала Фаина Аркадьевна.

— Вот что… Ося. Если через неделю твоя полоска не исчезнет, зайди ко мне. Можно без записи. Я дам тебе направление к невропатологу. Возможно, потребуется консилиум.

— Ладно… — Оська знал, что не зайдет. — Фаина Аркадьевна…

— Что, голубчик? — сказал она тоном старого доктора.

— А та картина… Владислав Евгеньевич ее сам рисовал? — Оська знал, что бывают врачи-художники.

Она не удивилась вопросу.

— Нет, дорогой мой. Картину написал его младший брат. Он был преподавателем в художественном училище.

— Был? — вырвалось у Оськи.

— Да… Несколько лет назад он собрался в командировку, автобус в аэропорту захватили бандиты, взяли пассажиров в заложники. Петр Евгеньевич стал требовать, чтобы отпустили хотя бы детей, и один террорист застрелил его…

“Столько совпадений… — думал Оська, шагая к дому. — Ватер-штаг, заложники, Сильвер… Наверно, и раму для картины вырезал он. Надо будет спросить… Но при чем тут мое воображение? Владислав Евгеньевич ничего не понял про Даниэля. Или понял, но промолчал? Может быть, врачам запрещено говорить про то, что выходит за рамки науки?”

“А что выходит? Сам-то ты много понимаешь?”

Но тревоги уже не было. Ушла тревога, и вместо нее — радость ожидания неведомого, этакий праздник души. Оська опять ощутил себя на пороге таинственного “другого пространства”, но теперь в тайне этой не было страха.

А главное — Норик! Норик, Норик…

Оська открыл дверь своим ключом. Бесшумно. Он любил открывать бесшумно, чтобы напугать Анаконду.

На этот раз получился вообще цирк! Оська шагнул в прихожую, когда Анка из ванной спешила в комнату. Был на ней тюрбан из полотенца, а больше… ну, ни лоскуточка.

— А-а-а!! — Она грянулась о дверь и заголосила уже из комнаты: — Хулиган! Я скажу маме!

Оська перепугался. Но лишь на миг. Завопил в захлопнувшуюся дверь:

— Сама такая! Почему я хулиган?!

— Сколько раз говорила: не входи тайком!

— В колокол, что ли, бить?! Я же не знал, что ты гуляешь тут как в бане!

— Бессовестный!..

— Я же еще и бессовестный!.. Да ладно, уймись ты. Подумаешь, не видал я, что ли, голых девиц…

— Что-о?! — Анка, закутанная в мамин халат, возникла на пороге. — Где это ты их видел?.. А-а! Ты после двенадцати смотришь такие передачи! Ну, я точно маме скажу!

— Бестолковое ты чудовище, Анаконда! Как я могу их смотреть, если телевизор на кухне, а вы с мамой сами там до ночи… Я их в другом месте видел. И даже хватался за них всячески и таскал с места на место.

— Я скажу ма… Где таскал?! Зачем?

— У Сильвера, в его музее. Русалку и Наяду передвигали, когда генеральную уборку делали.

— Тьфу на тебя! Они же деревянные!

— А ты хотела, чтоб какие?

— Балда! Это же скульптуры! На них надо смотреть как на произведения искусства…

— А я так и смотрю. А ты как думала? Я и на тебя так же смотрел, хотя ты, конечно, не наяда… Ай! — Это потому, что Анка ухватила его за локоть и дала крепкого шлепка.

— Господи, какое счастье, что Василий Юрьевич приезжает! Уж он-то за тебя возьмется…

Василий Юрьевич был отец.

— Когда приезжает?! Чудовище! Говори немедленно! А то…

— Через пять дней. Пришла радиограмма…

— Анечка! — Оська повис у нее на шее и чуть не уронил. — Я тебя люблю! Я тебя так люблю, больше, чем твой Гайчик!.. Ну ладно, ладно, не больше, а так же!

Он получил еще один шлепок и, радостно сопя, предложил:

— Хочешь, наколдую, чтобы он любил тебя крепче всех до старости? И чтобы скорее получил квартиру! И чтобы у вас было двенадцать детей — розовых, здоровых, как в рекламе о памперсах… Ну, хорошо, не двенадцать. Сколько скажешь, столько и наколдую. А ты мне за это сейчас выстирай юнмаринку. Хорошо? И погладь. А то она где-то с прошлого года перемазанная, мятая валяется.

— Сам ты мятый и перемазанный! Мы с тетей Ритой еще в марте генеральную стирку провернули. Возьми в большом шкафу, на средней полке…

— Анка, я тебя правда люблю, хотя ты и Чудовище!

Юнмаринка пахла… да, летним ветром, честное слово. Она стала чуть покороче, но по-прежнему была просторной. В невесомой этой одежонке Оська ощутил новый приступ радости. Этакую крылатость.

— Анн е т! У тебя есть жетон для автомата?

— Еще и жетон ему…

И все же она принесла жетон.

— Держи, обормот… И еще вот это. Забыл про него, а потом будешь спрашивать.

— Ох… — Это был металлический барабанщик. Оська и правда забыл о нем. Осенью оставил в кармане юнмаринки — и с концом.

— Маленький ты мой, прости меня…

“Может, все зимние невзгоды от того, что я забросил этого ольчика? Конечно, есть шарик, но старых ольчиков забывать нельзя. Как старых друзей… А кроме того, он ведь барабанщик , как Даниэль”.

Нет, солдатик не был похож на Даниэля. Прямой, с барабаном, с крошечным неразличимым лицом. И все-таки, все-таки…