Дома была паника.
— Где ты был?! Отвечай: где тебя носило? — Это мама.
— Оставьте женские эмоции. Вот он, жив и благополучен и со спокойной совестью… — Это папа. Сдержанно, однако с облегчением в душе (я же вижу).
А бабушка:
— Тебе не стыдно? Сказал, что пойдешь к Вячику, не показал у него носа и пропал до вечера!
— Ба-а… Мы с Ивкой ездили на кладбище.
— Что?.. Ну, допустим… Ну, я понимаю… А разве нельзя было позвонить откуда-нибудь из автомата?
— У меня же ни жетона, ни денег…
Отец сказал, что за такое время можно было съездить не только на городское кладбище, но даже на Новодевичье в ма-тушке-столице. И пошел из кухни.
— Ба-а! Ивкина мама и Соня послезавтра уезжают к Мите, а потом еще в Нижний. А на Ивку не хватило денег, его оставляют почти одного. Ну, с соседкой. Пусть он лучше поживет у нас, а? — Это было главное, что я хотел сказать.
Бабушка и мама посмотрели друг на друга. Отец остановился в дверях.
— По-моему, здесь нет вопроса, — суховато сказала мама. — Как можно оставлять ребенка одного? Или даже с соседкой. У соседки наверняка хватает своих проблем…
— Я сейчас же позвоню Стоковым, — решила бабушка.
— У них же телефон не работает! Я завтра съезжу сам.
— Телефон работает. Я уже звонила им, когда разыскивала тебя… по всему городу. Ивкина мама, к сожалению, не знала, что ты укатил вместе с ним…
Я чувствовал, что отец смотрит на меня. И поэтому глядел на телевизор. На экране опять за кем-то гонялись, в кого-то стреляли. Отец сказал:
— Видимо, твое решение не ехать с нами окрепло окончательно?
— Не могу же я оставить Ивку…
— Я был бы счастлив, если бы дело было только в Ивке, — устало проговорил он.
Я промолчал. И правильно. Не хватало еще поссориться снова.
РЕЛЬСЫ МЁБИУСА
Перед ужином пришел к нам Вячик. Надутый. Спросил, где я гулял целый день.
Я рассказал про встречу с Ивкой, и про Арунаса, и про поход на кладбище.
Вячик насупился еще больше:
— Не мог, что ли, предупредить, куда пропадаешь?
— Я же не знал, что так получится!
Вячик подумал и сообщил с тайным злорадством:
— Настя сказала, что ты бессовестный.
— И давно она сделала такое открытие?
— Сегодня. Потому что ты к ней не зашел.
— Она же сегодня собиралась быть в своем мягкоигрушечном кружке.
— Не весь же день. Думала, к вечеру заглянешь.
— Ну, вот такой я… совершенно отрицательный. — И дернуло меня за язык: — А вы с Настенькой, по-моему, и без меня не скучали…
Вячик Вальдштейн оч-чень внимательно посмотрел на меня. Своими глазами мандаринового цвета. Потом сложил колечком большой и указательный палец — словно держал в них крошечную букашку:
— Вот ни на столечко не хочу я с тобой ссориться. Понял?
— Понял… — Я виновато засопел. — А я, что ли, хочу? Сами на меня… со всех сторон…
— Никто ни с каких ни сторон… Мы еще зимой у костра пообещали жить дружно. Забыл?
— Ничего я не забыл… Только имей в виду: Ивка с завтрашнего дня будет жить здесь. И везде будет с нами…
— Ну и слава Богу. Кому от этого плохо? — сказал Вячик. По-моему, вполне искренне.
Утром я поехал за Ивкой.
Ивка был очень обрадован таким поворотом дел. Его мама тоже. Она собрала Ивкин чемоданчик — будто для поездки в лагерь.
Оказалось, что у Ивкиной мамы и у Сони билеты не на завтрашний, а уже на сегодняшний московский поезд.
— Ивушка, на вокзал тебе ходить незачем. Долгие проводы — лишние слезы. Нас проводит Анна Гавриловна. — Это была соседка Стоковых. — А ты с Сашей играй там спокойно, жди нашего с Сонечкой звонка из Москвы.
Ивка тихо кивнул. Мама обняла его. А потом и меня.
— Спасибо тебе, Сашенька. И бабушке твоей…
Я от смущения задышал, как пароход: за что спасибо-то?
Соня протянула тоненькую, как ветка, руку:
— До свидания, Саша…
Ивка такой человек — ему всякий улыбается навстречу. Сразу. (Если, конечно, этот «всякий» не злодей и не дурак.) Поэтому и Вячик, и Арбуз, и Настя встретили Ивку как своего.
Днем собрались мы на дворе у Арбуза. Решили пойти в Завязанную рощу. Тянули нас те места неодолимо. Ну, прямо как загадочная планета, которая вдруг вплотную приблизилась к нашей — один скачок, и ты в неведомом мире.
Все теперь были уже свободны от домашних дел — можно идти не откладывая.
Только Николки не было. Его опять забрали на репетицию. Театр Демида решил показать «Огниво» ребятам городского летнего лагеря.
— Маргарита пообещала, что сама приведет его домой, — сообщил Арбуз. — А нам без этого лунатика даже спокойнее. Не надо вздрагивать, что опять слиняет…
И вот мы снова оказались на краю рощи. На краю загадки. И появилось в душе такое вот «предсказочное» замирание. По крайней мере у меня. Но и у других, мне кажется, тоже. Потому что все начали говорить полушепотом.
Я оглянулся на изменившийся (как в прошлый раз!) город, и мы оказались в тени сосен. Густых и причудливых. И в запахе смолистой хвои. И в тишине таинственного пространства.
Да, ученые ушли отсюда, а загадки странного мира остались. Но в загадках не ощущалось тревоги. Тишина была добрая, она охраняла нас… От кого охраняла, от чего?
«От Озма?»
— Смотрите, наш знакомый, — шепнул Вячик.
На сосне сидел серый котенок. Как в прошлый раз, он беззвучно открыл розовый рот. Ивка рассмеялся и протянул руки:
— Иди к нам.
Котенок посидел, раздумывая. Но, видать, были у него свои дела. Он опять сиганул, как белка, в кустистую крону соседней сосны. Мы не обиделись. Пошли.
Вячик разулся и шагал босиком. Мы посмотрели на него — и тоже. В траве было много старой хвои, она пружинила под нами и щекотала ступни. Иногда попадались сухие шишки, но кололись небольно.
Мы с полчаса ходили среди сосен. Можно было разглядывать каждый ствол, словно музейное чудо, — так хитро они были изогнуты и заплетены. «Завязаны». Ивка и Вячик переглянулись и полезли вверх по стволу, закрученному штопором. Вернее, не полезли, а почти побежали — как по винтовому трапу.
— Мартышки, — сказала им вслед Настя. — Вот сломаете шеи.
А они смеялись, мелькали руками-ногами и ухитрялись на бронзовых изгибах сосны обгонять друг друга.
Мы стояли втроем, задрав головы, и смотрели.