Как ты смеешь - читать онлайн книгу. Автор: Меган Эббот cтр.№ 19

Ворочаясь под одеялом и обдумывая, что произошло, я впервые начинаю понимать, как, должно быть, чувствует себя тренер. Она такая молодая, красивая, сильная: зачем ей тратить свое время на возню с нами, цыплятами, на лакированном полу спортивного зала школы Саттон-Гроув? Зачем смотреть, как прыгают наши несчастные хвостики, терпеть наши дерзости, лень, нытье из-за месячных и парней? Так проходят все ее дни, а потом она идет домой, к дочке, раскрасневшейся и капризно поджавшей губки, перевозбужденной от сладкого и целого дня в садике. А муж все время работает и, бывает, возвращается только к ночному выпуску новостей.

Теперь мне все видится иначе: их дом уже не кажется местом, где царит покой и свобода; в нем живут раздражение и тоска. Кому нужны такие, как сержант Уилл, что он может ей дать? Мне интересно, что такое он дает ей, чего не можем дать мы.

– Я так и знала, – заявляет Бет на следующий день, приподнимая ногу и растягивая ахиллово сухожилие перед тренировкой. – Знала, что с ней что-то не так. Вот фальшивка. Вот лгунья!

– Бет, – одергиваю ее я. Но ее глаза предупреждающе вспыхивают, и я понимаю, что лучше ее не провоцировать.

– Бет, – говорю я, – покажешь, как заводить ногу за голову? Научишь?

После тренировки мы с тренером сидим во дворе ее дома. Она пригласила меня. Одну.

О сержанте Уилле мы еще не говорили.

Тренер помогает мне освоить сальто назад – оно у меня, мягко говоря, слабовато. Большинство настоящих чирлидеров могут сделать этот компактный прыжок с закрытыми глазами. Рири рассказывала, что девчонки из колледжа крутят сальто на вечеринках, чтобы проверить, насколько они пьяны. «Сальто-тест».

Одна ее рука лежит у меня на талии, другой она подтягивает вверх мои колени и заставляет меня кувыркнуться, как только ноги отрываются от земли. Ее руки вертятся, как пропеллер.

Она так сосредоточена, что даже не смотрит мне в глаза. Мое тело для нее – как новый механизм с еще не обкатанными шестеренками. В некотором смысле, так оно и есть.

– Не научишься делать сальто назад, – говорит она, – и большинство стантов тебе заказаны.

На самом деле она хочет сказать, что поскольку я не флаер и не стою в базе, мне нужно уметь кувыркаться, иначе толку в команде от меня ноль.

Я должна научиться.

– Важно не только сгруппироваться, но и обхватить ноги, – объясняет она. Уже почти стемнело, и изо рта ее вылетают облачка пара. – Ты можешь отлично группироваться, но если не обхватишь ноги после того, как подтянешь колени, все равно плохо приземлишься.

Раз за разом я отлично начинаю, вытянув над головой сильные руки. Но приземляюсь неизменно на ладони, колени, кончики пальцев ног.

Это психологическое. Я уверена, что упаду. И падаю, подворачивая ногу.

– Слишком много думаешь, – говорила мне Бет.

Она права. Ведь если задуматься, то ты осознаешь, что невозможно подпрыгнуть и перевернуться в воздухе на триста шестьдесят градусов. Такое никому не под силу.

Бет, разумеется, кувыркается так, что не придраться. Это надо видеть.

Подпрыгивает невероятно высоко и приземляется мягко.

Но Бет в прыжке обхватывает бедра, а не лодыжки, как учит тренер.

– Бросай эту бестолковую привычку, – отрезает Колетт. – Нечего тратить мое время.

И вот я прыгаю раз за разом. Щиколотки в зеленых росчерках от травы, небо отяжелело, сгущаются сумерки.

– Выше грудь! – кричит тренерша каждый раз, когда я приземляюсь, предупреждая, чтобы я не заваливалась вперед.

Наконец, мои движения становятся увереннее, и она больше мне не помогает. Тогда я начинаю падать. Она не вмешивается, и я падаю снова и снова.

– Это приземление вслепую, Хэнлон, – говорит она. – Ты пытаешься нащупать землю ногами. А надо верить, что она там.

Пытаюсь представить, что она – это я. Почувствовать себя невесомой, крепко сжатой пружиной, до которой нельзя дотронуться. Тело сжимается в тугой клубок.

– Задержись в воздухе подольше, – слышится издалека ее голос, звенит в ушах; руки поддерживают меня, не касаясь.

А потом отпускают.

– Раскрой тело, – повторяет она, и ее слова пульсируют у меня в голове. – Раскрой его!

И я чувствую, как это происходит: взрыв, зарождающийся где-то внутри, проходящий по телу до кончиков пальцев.

Лишь когда совсем темнеет и на террасе включаются автоматические фонари, у меня начинает получаться.

То, что я при этом испытываю – невероятно. Я чувствую, что для меня нет ничего невозможного.

Я чувствую, что могу кувыркаться хоть целую вечность и каждый раз приземляться на ноги, вытянув руки вверх и выпятив грудь. Тело вибрирует, а потом успокаивается. Я безупречна.

За панорамным окном – зябкий синий вечер, мы сидим на диване в доме, свернувшись калачиком и подобрав ноги. После победы наши тела расслаблены.

– Эдди, я знаю, как это выглядит, – говорит она, наклоняясь ближе. Сигареты и японский зеленый чай в высоком пластиковом стакане – моя награда за выполненное сальто. – Но ты должна понять, что нас связывает. Меня и Уилла.

Она водит пальцем по краю стакана. Под глазами темные круги. Все так, как я всегда и представляла. Она решила поделиться именно со мной. Я – избранная.

– А Мэтт, Эдди… – она вздыхает и выгибает спину, рассеянно глядя в потолок. – Ты, наверное, считаешь, что в моем возрасте человек уже не может ничего желать. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, мне казалось, что двадцать семь – все равно что сто.

– Я не считаю тебя старой, – говорю я.

Некоторое время мы просто сидим, а потом она начинает рассказывать. Как все началось у них с Уиллом.

Он увидел ее на парковке после школьной ярмарки и заметил, что у нее печальный вид. Предложил посидеть в его машине, припаркованной на Несс-стрит, послушать музыку. «Иногда это поднимает мне настроение», – сказал он и предположил, что, может, и ей поможет.

А она даже не думала, что выглядит грустной.

Они сели к нему в машину и стали слушать песни чернокожей певицы, о которой она раньше даже не знала. Голос у той был проникновенный, жалобный: «Не ходи к чужим, дорогой; приди ко мне» ^[28].

И музыка как-то странно подействовала на них: они вдруг заговорили о серьезном, о личном.

Она рассказала о том, как чувствовала себя после рождения Кейтлин: так, словно ей наконец сообщили тайну жизни, и тайна заключалась в том, что все, что она да этого считала важным, на деле оказалось лишь разочарованием и пустым звуком.