Капралы бегали со своими дубинками вдоль строя и почем зря молотили ландскнехтов. Наконец устали, и Манштейн подал команду трогаться в путь.
– А завтрак где? – завыли ландскнехты.
– Молча-ать! – проорал полковник, но люди молчать не хотели, ругались и тогда полковник, сдерживая внутреннее кипение, сообщил: – Завтрак нам привезут на первый привал.
Привал был объявлен нескоро – через три с половиной часа. Полковник не обманул – завтрак действительно привезли. Три фуры доставили баки с горячей едой, около которых тут же наизготовку встали капралы, следом прибыл целый караван повозок, сопровождаемый эскадроном всадников.
Караван привез оружие – мушкеты, порох, пули, палаши – то самое, без чего наемник не может быть наемником, – скорее, пахарем, сыроделом или портовым грузчиком, перетаскивающем на своем горбу огромные тюки. Раз привезли оружие, значит, дело действительно запахло горячими колбасками, значит, скоро им придется ввязаться в какую-нибудь потасовку или в неправедное мероприятие.
Не хотелось воевать за неправедные дела чужих господ, пусть даже и в королевском звании, и уж тем более не хотелось погибать ради кого-то… Дешанель, стоявший рядом с Устюжаниновым у наспех разожженного костра, помрачнел, повесил голову.
– Сбежать бы отсюда, – проговорил он тихим, едва слышимым голосом, – прямо сейчас…
– Погоди, Артур, не все сразу. Будет и это, – произнес Устюжанинов успокаивающе, – мы свое возьмем обязательно, я в этом уверен.
– И я уверен, – сказал Дешанель, – вот только бы дожить до этого, – француз улыбнулся грустно.
– Ты хоть разбираешься, Артур, что тут происходит, в этой Америке чертовой?
– Мало-мало. Но для того, чтобы разбираться по-настоящему, глубоко, а не поверхностно, здесь надо прожить хотя бы несколько лет.
– С чего все началось?
– Как всегда, с малого. До недавнего времени в Лондон заседали один не совсем путевый министр-финансист по фамилии Тауншенд. Так чтобы найти постоянный доход для королевской казны, он принял решение ввести налог на ходовые товары, поставляемые в Новый Свет – стекло, гвозди, чай, пряники, тропические фрукты и так далее. Американцы возмутились: как это так, их сородичи, живущие в Англии, где-нибудь в Лондоне или в Портсмуте, никаких денег за эти товары не платят, а те же граждане, живущие в Америке, должны платить… Где справедливость? Вот и подняли восстание.
– Дур-рак он, этот Тауншенд.
– И я так считаю. К счастью, его уже нет.
– Подох?
– В довольно раннем возрасте – в сорок два года.
– Мог бы еще пожить, подергать ногами, если бы не занимался глупостями.
– Ну, а дальше – больше. Война эта разрослась до размеров настоящей войны… У американцев есть толковые вожаки – Джефферсон, Вашингтон, у англичан – в основном, помешанные генералы и наемники типа Гуго фон Манштейна.
– Теперь понятно, на чьей стороне будет верх.
– Я тоже так считаю.
Через час длинная колонна тихих, ко всему безразличных людей вновь оседлала дорогу. Впереди колонны на тощей сонной лошади ехал полковник. Лошаденку свою Манштейн пробовал раскочегарить, всаживал в нее шпоры, дергал поводья, несчастная животина только взвизгивала возмущенно, отклячивала губы, с которых тут же начинала капать длинная тягучая слюна, но переходить с шага на рысь не собиралась.
В конце концов она победила – Манштейн перестал тревожить лошаденку, посапывал в седле, иногда погружался в настоящий сон, и тогда над колонной повисал тяжелый густой храп.
Храп лошаденке тоже не нравился, нервировал ее, она шарахалась то в одну сторону, то в другую, взвизгивала протестующее, и Манштейн просыпался.
Раза два он чуть вообще не слетел с лошаденки на землю, еле удержался в седле.
Через несколько часов произошло то, чего наемники, собственно, и должны были ожидать – из небольшого заморенного леска неведомые люди открыли по колонне стрельбу. Скорее всего, это были восставшие колонисты, не будут же обычные разбойники стрелять по солдатам… Да и что они могут поиметь с нищих ландскнехтов? Пару ржавых алебард, пяток мушкетов с кривыми стволами и десяток палашей? Игра не стоит свеч, слишком уж рискованная штука – связываться с солдатами, потерянные головы не будут стоить того.
Одна пуля попала в рослого широкоплечего ландскнехта, жующего на ходу сухарь и опрокинула его в канаву. Когда к ландскнехту кинулись люди, он был уже мертв.
Вторая пуля угодила в плечо барабанщику, он вскрикнул, схватился пальцами, мгновенно окрасившимся кровью, за рану. Двух выстрелов было вполне достаточно, чтобы понять, откуда конкретно ведут по колонне огонь. Человек двести, наверное, не меньше, кинулись в лес и вскоре выволокли оттуда долговязого белобрысого парня в изодранном зеленом камзоле.
– Был еще один, но он убежал, – сказал капрал, передавая пленного Манштейну.
– Их было всего двое? – удивленно спросил полковник.
– Всего двое.
Удивление сменилось красноречивым недоумением, лицо полковника вытянулось по-лошадиному – он думал, что колонну атаковал по меньшей мере батальон, а с другой стороны, если бы на колонну напал батальон, он за пару минут выкосил бы половину всех ландскнехтов. Манштейн удрученно покачал головой.
– Ты кто? – ухватившись перчаткой за подбородок пленника и подняв его голову, поинтересовался полковник.
Велико было удивление Манштейна, когда пленник заговорил с ним на чистом немецком языке.
– Я здесь родился и здесь моя земля, – с достоинством ответил пленник. – А вот кто ты и зачем пришел сюда? – тут лицо пленника исказилось яростью, он плюнул Манштейну прямо на ботфорты.
Полковник дернулся, побледнел нехорошо и приказал голосом, в котором исчезли резкие птичьи нотки, их сменил ржаво задребезжавший металл:
– Повесить!
– К-как? – переспросил тугой на ухо капрал.
– На ближайшем суку, – проорал полковник с такой силой, что в лесочке с деревьев даже посыпались листья, – и не забудьте намылить веревку!
– По национальности я немец, как и ты, – выдавил сквозь сжатые зубы пленник, в это время к нему подскочил черноволосый, ухватил под мышки, черноволосому помог глуховатый капрал, – родители мои живут здесь уже тридцать лет. А ты… ты убирайся отсюда!
– Повесить! – вновь проревел полковник.
Капрал и черноволосый принялись ладить веревку, завязали неуклюжую петлю, перекинули веревку через толстый сук и подтащили к старому дуплистому стволу пленника.
Тот долго брыкался, прежде чем на шею ему натянули веревку. Когда петля находилась уже под подбородком, выпрямился гордо и прокричал что было силы:
– Долой короля Георга! Да здравствует свободная Америка, в которой никогда не было и не будет королей!