Призраки истории - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Баймухаметов cтр.№ 101

Страница

Вдумайтесь: в юбилейный номер газеты о Ленине не «пропускаются» записки, написанные самим Лениным!

Вроде бы — полный абсурд. Но я хорошо помню, что мы с Сашей не хохотали, не впадали в сарказм. А приняли запрет как нечто естественное, как норму. И больше бы удивились, если б записки Ленина разрешили напечатать.

Кстати, Саша был тогда не просто редактором отдела, но еще и секретарем партийной организации.

В шестидесятые-семидесятые годы интеллигенция и народ не просто сотворили из Ленина идеал честности, скромности, подлинной демократичности вождя — в пику тогдашним «партийным боровам», — но и пребывали в убеждении, что есть праведный, ленинский(!), настоящий(!) коммунизм, искаженный Сталиным и нынешними гадами-начальниками. В те годы в массах очень популярен был анекдот о том, как Ленин на один день появляется в Москве и, увидев все, кричит Дзержинскому: «Батенька, уходим в подполье и все начинаем сначала!»

Однако о росте самосознания общества, о возникновении с годами критического взгляда уже на сами идеи вождя свидетельствует более поздний и вроде бы абсолютно схожий по сюжету анекдот… но совсем с другим финалом! Итак, члены Политбюро, ища выход из кризиса в стране (уже тогда все понимали, что экономика социализма идет в тупик!), тоже решили все начать заново: распределили роли, назначили сроки захвата Зимнего, почты, телеграфа… Но самый старый из них, вроде бы действительный участник штурма Зимнего, латышский стрелок Арвид Янович Пельше вдруг спрашивает: «Товарищи члены Политбюро! А что будем делать, если опять победим?»

История запрета, подобная нашей, конечно, не исключение. Но немало историй, как через цензуру проходило такое, что потом у понимающих волосы на голове шевелились… Десятки мифов-легенд бродят по коридорам редакций, отделов к внукам переходя, а как было на самом деле — неизвестно.

Скажем, нескольким поколениям был известен очерк в «Комсомолке» о трудной судьбе негра-безработного в США, о его убогой… двухкомнатной квартире и пустом… холодильнике! Это печаталось в те времена, когда слова «отдельная квартира» и «холодильник» для советского человека звучали примерно так же, как нынче «мерседес».

Или — рассказы об арестантской жизни Анджелы Дэвис. Я сам читал в наших газетах, что ей по ночам не дает спать писк мышей в соседней камере, а по утрам подают остывший кофе. Ужас! Такого издевательства над заключенными советская действительность и представить не могла!

Памятны многим и репортажи Валентина Зорина из Америки, в которых показывались тысячные демонстрации, подходящие к Белому дому с требованием отставки президента Никсона и немедленного прекращения войны во Вьетнаме. Все правильно, я тоже в своем Петропавловске могу свободно выйти на площадь перед обкомом и сказать: «Долой Никсона!» И мне за такой поступок ничего не будет… Это не я придумал, такой остроумный, это анекдот…

Что это было? Дуболомность и усталость цензуры, наше полное идеологическое затмение в мозгах, искренняя медвежья услуга власти, тщательно рассчитанный кукиш в кармане и беспросветный цинизм? Или и то, и другое, и третье — вместе?

В общем-то, все нам ясно и понятно.

Но правда — лишь в каждом конкретном случае. И только тогда она интересна и живописна.

А наш неудавшийся в Москве кукиш получил неожиданный реванш в N — областном центре на Северо-Западе страны. (Своими глазами не видел, поэтому город и газету называть не буду.) В день 110-летия со дня рождения Ленина N-ская областная газета вышла, естественно, с громадным портретом вождя на первой странице. Слева от портрета в узкую колонку было напечатано сообщение о присуждении Л. И. Брежневу Ленинской премии за заслуги в области литературы. А справа от портрета, тоже в узкую колонку — стихотворение «Ленин». И над ним фамилия автора — «Наум Коржавин»! Сколько таких стихотворений с таким названием?! Тысячи, наверно. И надо же было в N выбрать не кого-нибудь, а именно запрещенного ко всякому упоминанию в советской печати эмигранта Коржавина!

Тут уж, конечно, чистый ляп и чистая случайность. Хотя кто знает, кто знает…

Я утверждаю это не из желания пойти наперекор всем и поразить всех неожиданностью мысли, а потому, что так оно и есть на самом деле. Давайте разберемся.

В советское время утвердилось, что нет ничего более похабного для коммунистической идеи, чем образ парторга или комсорга пятидесятых — восьмидесятых годов. Под термином «парторг» или «комсорг» я для краткости подразумеваю всех партийно-комсомольских деятелей того времени. Морды протокольные — звали их в народе. (При этом нижайше прошу прощения у многих и многих парторгов и комсоргов, которые были нормальными людьми и немало полезного сделали, но я здесь излагаю массовое мнение.) Понятно, мол, что никаких идей и тем более идеалов у них нет и быть не может. А лишь стремление к теплому местечку, жажда власти, стремление хапнуть благ из спецпайков для начальства, ради чего и произносятся высокие слова о партии и народе, о трудовых подвигах и социалистическом соревновании. В общем, ясно. И всегда, конечно, им, этим «протокольным мордам», противопоставлялись, например, комсомольцы двадцатых годов — честные, идейные, бескорыстные и т. д. А уж Ленин и Троцкий — такте просто Иисус Христос в двух лицах, окруженные апостолами — рыцарями революции. Идейными и бескорыстными, как и подобает апостолам и столпам веры.

А ведь на самом деле — все наоборот! Отвлечемся от карьеры, корысти, пайков и прочего. В данном случае это все — шелуха. А посмотрим на секретаря сельского Занюханского райкома комсомола или партии как на политического деятеля международного масштаба, носителя определенных идей, убеждений, знаний. Поставим его рядом с Лениным и Троцким! И посмотрим, что их отличает. Опять же не в мелочах и деталях, а в корне.

Отличают знания об окружающем мире!

Что знал о мире секретарь Занюханского райкома комсомола в пятидесятые — восьмидесятые годы? Примерно то же, что и мы. А мы — примерно то же, что и хозяйка, у которой снимала квартиру Евгения Гинзбург. Она жила за 101-м километром, ей, политзаключенной, нельзя было ближе селиться к Москве. Приведу примечательный эпизод из ее книги «Крутой маршрут». Квартирная хозяйка, получив в продмаге селедку, говорит: «Вот, селедку выдали. А как там, в Америке, бедные рабочие? Им-то небось никто селедки не даст, пропадай как хочешь…»

И мы ведь примерно так же рассуждали! В принципе. Мол, у них безработица, а у нас все заборы объявлениями увешаны. У нас в любой институт поступай (и действительно так было!), а у них денежки плати. И так далее. И мы, и наши многочисленные секретари райкомов-горкомов комсомола и партии родились и выросли в тюрьме. И мы, и они были слепыми и глухими от рождения. Иного мира, кроме нашей тюрьмы, не знали и не видели. Нам не с чем было сравнивать то, что мы строим, не было выбора.

А вот Ленин и Троцкий, их товарищи и соратники знали и видели мир! Жили в эмиграции, без боязни и притеснений — то есть пользовались благами и свободами буржуазного мира. И готовили смерть этому самому миру. И привели пролетариат к бунту и к победе. Несмотря на то, что видели их очи. И бессмысленно и бесполезно взывал к ним писатель Короленко в известных письмах… Да посмотрите же, кричал он, в Европе социал-демократия добилась улучшения жизни рабочих, их прав и свобод без крови, разрухи, войны. В Европе рабочий богаче и свободнее, чем сейчас при вашем новом строе!

Страница