Картонное Небо. Исповедь церковного бунтаря - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Сенькин cтр.№ 20

Здесь у тебя возникает выбор – либо разочарованно уходить, либо и дальше продолжать играть в эту игру, считая, что ты просто мало стараешься. Пресловутое монастырское смиреннословие на самом деле простая констатация факта, что, будучи монашествующим, ты какой-то особой рассудительностью или духовными силами не овладел. Смиренное осознание себя слабаком перед старцами из житийной литературы помогает продолжать так жить – некоторым нравится, особенно на склоне лет. Старики и старухи в миру никому не нужны и часто еле сводят концы с концами, а в монастыре они «отцы» и «матушки» – люди, обладающие определённым статусом и пользующиеся подчас большим уважением. Есть ради чего терпеть и имитировать духовность. Можно даже не имитировать, а вздыхать откровенно – «раб неключимый есмь». Со стороны экзальтированным паломникам будет казаться, что ты приобрёл смирение, хотя ты просто говоришь всё как есть, не лукавя сердцем.

Здесь опять у многих может возникнуть вопрос – а разве нет в церкви нормальных подвижников, которые не сидят на денежном потоке и не занимаются мшелоимством? Не устану повторять, что нормальные и даже хорошие люди есть везде. Думаю, что такие были и среди администрации германских концлагерей. Но эти отличники тоже, как и все, встраиваются в общину и находят в ней своё место. Благонравие – это ведь тоже товар, и благонравные являются витриной церкви. Я не видел ни одного благонравного в монастыре, который был раньше гневливым или злым. Темперамент – это судьба, как и любой другой талант.

Например, мой талант в монастыре был петь на клиросе. Такие люди тоже нужны общине, и я пользовался всеми преимуществами, которыми наделял меня статус певчего. Не упускал того, что приходило, хотя подвижничество в том, чтобы брать на себя больше скорби и страданий, а не раскрываться как цветок. Благонравные и хорошие также встраиваются в систему в виде её витрины, благодарно принимая все выгоды своего благонравия, а не выковывают себя сами. Аскеза – в переводе значит «упражнение». Как тренажёрами в спортзале упражняется тело, так аскезой возрастает и крепнет дух. Но я довольно быстро осознал свою немощь и неспособность к настоящему подвигу и искал во всём себе послаблений, хотя не спорю – само выполнение афонского устава уже сложно и тяжело и является подвигом. Интересный вопрос: а если бы провидение прицепило меня к денежному потоку, что тогда? Отщипывал бы я от этого пирога? Врать не буду – не знаю. Скорее всего, что да, потому что иначе я должен быть святым дурачком.

А я был всё-таки продуманным алкоголиком, который после Афона написал несколько интересных книг, поделившись своим опытом с читателями и получив за него неплохое материальное вознаграждение.

То есть я хочу сказать, что церковь – это обычный срез нашего общества, как тюрьма или армия. Нет там никаких особых злоупотреблений, но и особых духовных сил тоже нет. Просто сребролюбие, как и другие грехи в церкви, выглядит здесь более выпукло и уродливо на фоне поповских деклараций о святости, бессребреничестве и чистоте церкви. Виртуальное разделение на тьму и свет заставляет остро реагировать на «тёмные» дела на «светлой» стороне, хотя и «тёмные» и «светлые» дела здесь – это человеческое и ещё раз человеческое. Поэтому сребролюбивый и жадный поп выглядит настоящей карикатурой, в отличие от западного миллиардера, следящего, чтобы сотрудники выключали свет, и приносящего каждый день с собой свой обед в пакете, чтобы не тратить лишний доллар в столовой. Церковные люди обычно говорят на обвинения «внешних», что и на солнце есть пятна, что даже один из апостолов предал Христа, что тоже не является правильным. Никакого «солнца» нет. Есть лишь люди, непрестанно говорящие об этом «солнце», вокруг чего возникает особый виртуальный фон. Но у этих «солнечных» людей нет никакого сущностного отличия от людей «внешних». Хотя декларируется, что «мир во зле лежит», а «церковь свята и непорочна». Эта гордыня избранности в совокупности с собственной серостью и является основным раздражающим фактором для общества. Если церковь вдруг станет смиренней, честней и займется наконец благотворительностью, а не стяжанием, думаю, отношение общества к ней изменится. А пока её просто не за что любить. Людям не нравится, когда церковные их обманывают и пытаются навязать свои представления о мире без чёткого обоснования, почему они достойны это делать. Очень часто покрестившийся начинает смотреть на других свысока, считая, что это даёт ему право поучать других. А священник порой вообще берегов не видит.

Сегодня нет другой психологической основы антиклерикализма, кроме этого общественного раздражения бесцеремонным и грубым поведением церковных людей. Думаю, что иначе, при другом подходе самих церковных людей – радостном, терпимом и гуманном – церковь бы в обществе любили и оберегали, как древнюю традицию нашего народа. Пока что церковь представляет людям Бога, стоящего на высоком постаменте и к которому нужно идти (если не идти, то ползти) ради своего спасения, а сам Бог ни к кому идти не будет. Поза такая: «Тебе надо, ты и иди». Хотя пример Христа говорит о том, что Бог-то как раз-таки будет идти даже за последним грешником.

Теперь хотелось бы ещё немного пробежаться по психологии ктитора, чьими деньгами растёт и благоукрашается земная церковь. Здесь есть несколько интересных моментов, достойных упоминания. Представьте себе богатого человека, поверившего вдруг в Бога. Его ежедневно атакуют просьбами, и многие – от льстивых рвачей до злой тёщи – претендуют на часть его денег. Каждый видит в нём кошелёк и непрестанно просит – «дай». В церкви вроде бы к нему не относятся как к кошельку, он здесь простой грешник и смиренный раб Божий (имярек). Но рано или поздно в воздухе начинает повисать многозначительная пауза во время очередной исповеди, когда духовник в ответ на его исповедание грехов начинает вдруг изливать поверившему богачу душу и исповедовать в свою очередь свои нужды. А нужд тут немало – колокольню нужно достроить, машину заправить, да и картошку купить для трапезной. Как тут поступить? С одной стороны, просьба духовника на храм не является просьбой бедного родственника, который погряз в долгах из-за распутного образа жизни, и по религии жертва на храм угодна Богу. Не может же он делать то, что Богу не угодно? То есть у богатого человека в церкви выбора нет. По православному учению его богатство есть дар, которым он только распоряжается.

Помимо живых родственников, в том числе и того самого заблудшего бедного родственника, за которого нужно много молиться, чтобы извести его душу из заблуждений, у богача есть весь его род, его предки и пращуры, требующие молитв. Милостыня же даже души из ада выводит. Представляете себе картину: твой прапрадед мучается в шеоле после так называемого «частного суда» – бесы глумятся над ним. И только ты со своим кошельком для него единственная помощь. Богатые люди обычно люди ответственные, и православная вера заставляет их принять ответственность и за посмертную участь своих почивших во грехе пращуров. Получается, что богатый верующий так и так отдаст, вопрос только – сколько. Нельзя сказать, что ктиторы прямо так с радостью расстаются со своими деньгами, и для этого священники идут на различные уловки. Взамен ктитор приобретает уважение епископа и духовника. Особо важным ктиторам вручаются церковные награды. Иногда епископ может замолвить словечко за ктитора, если потребуется, но стопроцентной «крышей» церковь не является – сажают людей и с церковными орденами.