Тольтекское искусство жизни и смерти - читать онлайн книгу. Автор: Мигель Руис, Барбара Эмрис cтр.№ 44

– Да, и ее рвение привело ее… в Индию?

– Да, в Индию! – подтвердила Сарита, вспоминая. – Мы и сами все в Индию ездили. Я встречалась там с ним – Шри Саи Бабой, божественным существом, которое с великим смирением ходило по нашей планете. Он был… Ну, он был…

– Богом, – подсказал ей старик, подмигивая. – Ты ведь это хотела сказать? Что он был богом?

Сарита пожала плечами.

– Мы везде ищем Бога, – смущенно сказала она. – Это же естественно.

– Есть одно место, где глупые люди никогда не ищут.

Взмахом костлявых рук дон Эсикио показал на свое тело, от макушки до пальцев ног, чтобы она увидела человека, каким он был – сейчас или когда-то. Покачав головой, он глубоко вдохнул ночной воздух и позволил звукам летнего вечера наполнить тишину.

– Ум ведь паникер, – заметил он, – совсем как лодка с прохудившимся дном: отчаянно старается удержаться на поверхности океана спокойствия и отказывается погрузиться в него.

Его внучка молчала. Она думала о чудесах, о таинственных силах жизни, которым нужны верные союзники. Как и все, Дхара хотела быть таким союзником и, как все, боялась, что за это придется слишком дорого заплатить. Сарита тоже очень часто привязывалась к удобным историям и привычным путям, боялась, колебалась. Она, как и все, предпочитала знать, кто она и куда идет. Кто захочет поменять надежную гавань привычных знаний на ужас забвения?

– Разве можно предать забвению бесконечную жизнь? – спросил дед, следуя за ее мыслями. – Кто мы – жизнь, этот океан, что вечно расширяется, или маленькие разбитые лодчонки?

Разбитые лодчонки или полные решимости пловцы, мы боремся за выживание – уж как умеем, думала Сарита. Зачем Мигель требует от людей такого мужества? Он думает, сдаться легко? Разве ему самому не приходилось стоять над океаном, таким глубоким и страшным, и делать свой выбор? Конечно приходилось. Он тоже расставался с ложью. Он умирал при жизни, и умирал в одиночку. Так что он знал, как это трудно.

– Да, знал, – отозвался Эсикио, – и тоже упорствовал. Даже тебе, учителю, было не вытолкнуть его из лодки.

– Но помни: я еще и его мать, как и Мигель был не только мудрым мастером, но и мужем Дхары.

Ну, не совсем мужем, поправилась она про себя, но из-за того, что они близкие люди, сдаться было не легче, а еще труднее. Эта женщина искала отца и целителя, избавителя и спасителя. Вместо этого ее реальность разрушена, уничтожена. Это не кажется ей спасением, это как упасть, соскользнуть – но куда? И что там ждет?

– Полная осознанность. – Старик засмеялся и добавил: – Невыносимая участь, правда?

– Осознанность не заменит маленьких радостей жизни, не согреет и не приютит, как наши убеждения, – возразила Сарита, понимая, что это слабый довод.

– В мое время подняться выше своих убеждений считалось для воина величайшим вызовом, – сказал Эсикио. – А сегодня на это смотрят как на бесцеремонное покушение на собственную личность. В наше время мы гнали гнев до самых границ, прорубаясь сквозь колючки и сорняки, пока не находили путь к открытым полям осознанности.

Сарита ничего не сказала, вспоминая свой собственный путь. Старик, пытаясь отдышаться, плюхнулся на большой камень, утопавший в земле. Потом снял шляпу, отер лоб тыльной стороной ладони, положил шляпу на колени и провел дрожащим пальцем по ее полям.

– Сарита, я пришел помочь тебе в твоих поисках, – продолжал он. – Чтобы довести их до конца, мы должны найти в себе смелость посмотреть в самое сердце всего и помочь истине победить ложь. – Он помолчал. – Ты ведь видишь ложь?

– Самая большая ложь – в том, что внутри нас якобы есть что-то, чего надо бояться.

Сарита с состраданием смотрела вниз, на женщину, что сидела там, на площадке.

– Это надобно запомнить, – заметил старик, – если ты хочешь стать мудрой старой женщиной.

– Не смешно, дорогой ты мой.

– Очень даже смешно, – сказал он, улыбаясь, встал и исполнил короткий энергичный танец.

Они оба рассмеялись, и их смех выплеснулся океанскими волнами в вечерний воздух.

– Все ведь очень забавно, мой маленький ангел, если бы только живые могли это видеть. В мое время…

– Ну хватит уже! – досадуя, воскликнула она, но тут же снова засмеялась вместе с дедом.

Усталые и счастливые, они смотрели, как силуэт Дхары достиг конца древней дороги и исчез в темноте.

– В один прекрасный день даже она будет смеяться, – сказал старик. – У живых есть простой выбор. Они могут дорого расплачиваться за то, что верят в свою ложь – а это полнейшая глупость! – или смеяться над собой и быть счастливыми. Я свой выбор сделал столетие назад – с тех пор и смеюсь… И да – я буду смеяться вечно.

Сарита, улыбаясь, кивнула. Слава богу, это воспоминание подходит к концу, думала она. Вздохнув, она подняла руку, чтобы по-дружески похлопать дона Эсикио по плечу, но его уже не было рядом.

На его месте стояла женщина, называвшая себя La Diosa, призрачное воплощение знаний. Она молчала и не смотрела на Сариту. Взгляд ее был устремлен в ту сторону, куда ушла Дхара, а на лице ее постепенно появилось выражение, которое бывает у охотника, рассчитывающего расстояние до цели и оценивающего направление ветра. «Чего она хочет? За кем сейчас охотится?» – думала Сарита, глядя на нее. По глазам этого существа ничего нельзя было понять. С каким-то неестественным спокойствием Ла Диоса просто смотрела на горизонт, по-видимому подсчитывая, сколько оттенков у полосы закатного неба на западе.

* * *

Ум легко описать, ведь у него есть характерные потребности. Как и живое существо, в котором он обитает, он охотится, чтобы добыть себе еду. Способы охоты входят в привычку: животное учится рыскать в поисках одной и той же добычи, используя одни и те же приемы. Пусть ум – это воображаемое существо, но он вырабатывает похожие способы нахождения пищи. Он определяет себя на основании всей имеющейся информации, а потом постепенно разрабатывает стратегию выживания. Выживание в этом случае означает ощущение себя как чего-то реального – такого же реального, как материя, в которой он живет. Формирование отдельной личности, или главного действующего лица истории, которую создает ум, – это начало. Но это искреннее ощущение себя «реальным существом», в жилах которого течет горячая кровь, усиливается взаимодействием ума с человеческими эмоциями. Ум ребенка довольно быстро начинает понимать, как слово, этот мельчайший носитель знаний, может вызывать эмоциональный отклик. Вскоре слова становятся инструментами охоты, а способы нахождения эмоциональной пищи быстро усваиваются.

Знания – главное действующее лицо моей истории, как и истории любого человека. Размышляя о Лале, охотнице, слепой к своей собственной природе, я чувствую только сострадание. Давным-давно она придумала историю Мигеля, и ее единственное желание – продолжать рассказывать ее. Давно прошли те времена, когда мне важно было быть мною. Сейчас даже и не вспомнить, когда это было. Полностью освободившись от влияния знаний, я могу как угодно представить себе главное действующее лицо этой меняющейся истории. На протяжении всей жизни я понимал, что у каждого свое представление о Мигеле, но сейчас, с более отстраненной точки зрения, я вижу, что Мигель – это просто знания, точнее, мои знания. Я накапливал их все эти годы своим, ни на чей не похожим способом, пожиная убеждения, произросшие из семян мнений. По представлению большинства, голос знаний изматывает тело. Однажды услышав его, распознав свой собственный голос, я почувствовал, что должен исследовать его. Поняв, что я – это он, я должен был изменить привычки и потребности своего мышления. Мне захотелось выработать в себе вкус к истине. Мне стало ясно, что истина может освободить этого человека.