Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Чемберлин cтр.№ 3

К рукописи, оказавшейся в Европе, не прилагалось карт, но Птолемей дал в ней координаты каждой описываемой местности, приписав им ныне обыденные широту и долготу. Таким образом, новому поколению географов ничего не стоило, следуя его указаниям, создать карту мира, более реалистичную, чем та, что была известна со времен Рима (см. рис. 2). Для Птолемея Средиземное море являлось не только естественным центром его мира, но и областью хорошо знакомой, что позволило ему весьма точно описать окружающие его страны. Правда, Испания уплывала куда-то в Атлантику, Италия выглядела треугольной, но Северная Африка была на месте, как и Красное море, изрезанные берега Греции и остров Цейлон. На западе мир заканчивался Канарскими островами. Разумеется, ни Птолемей, ни его последователи, жившие в Средневековье, не считали, что мир прямо там и заканчивается, так что плывущий на запад корабль низвергнется с края в пропасть. Задолго до этого греки выдвинули постулат о шарообразной Земле, центре Вселенной, заключенной в хрустальные сферы, на которых расположены звезды и планеты. Только когда над западным миром сгустилась долгая ночь невежества, в души и умы вернулся ужас плоского ограниченного мира. Птолемей рассеял эти страхи, по крайней мере в людях образованных. Колумб знал, что мир шарообразный, но его невежественные матросы, вполне естественно, ждали доказательств. Как бы они приуныли, если б узнали, что оптимистические расчеты их капитана основаны на фундаментальной ошибке! Птолемей, устанавливая свои параллели, неправильно рассчитал длину градуса. Он определил ее на четверть короче, чем на самом деле. Новые карты, базировавшиеся на его «Географии», естественно повторяли эту ошибку. В результате Азия разбухла и разместилась всего в 3 тысячах миль к западу от Европы. Целью первых мореплавателей были Индия и Китай. Если бы им стало известно, что между берегами Европы и Китая лежит полмира воды и огромный континент, даже у Колумба опустились бы руки.

На протяжении XV столетия корабли осторожно нащупывали путь на юг вдоль западного побережья Африки и, наконец, в 1487 году обогнули мыс Доброй Надежды. Однако, хотя теперь корабельщики измеряли свой путь в тысячах миль, а не в сотнях, они все еще оставались «прибрежными» моряками, которые с величайшей неохотой теряли из виду берега. Судоходство по-прежнему основывалось на компасе и портолановых картах. До 1581 года не делали различия между лоцманом и штурманом, между умением провести корабль в знакомых водах и способностью прокладывать курс в открытом море на протяжении нескольких тысяч миль. Корабельщик был сам себе и лоцманом и штурманом. Он опирался на знания местности – как на традиционные, так и на свои собственные. Будучи часто безграмотным, он, тем не менее, прекрасно разбирался в своем ремесле и держал в голове целую энциклопедию мореходных сведений, управляя кораблем с помощью всего двух приборов: компаса и свинцового грузила, лота.

Любопытные свойства магнитного железняка людям были давно известны, но лишь в XIII веке в Европе они нашли свое применение в практичном приборе для мореходов. Традиционно считается, что компас был изобретен в итальянском порту Амальфи и поначалу представлял собой всего-навсего соломинку или щепку с намагниченной железной иглой, колыхавшейся на поверхности в глубокой чаше. К концу XV столетия он преобразился в более точный инструмент, в котором игла была укреплена на вращающейся картушке, размеченной сторонами света. Лот, то есть свинцовое грузило, вероятно, ввели в обиход северные моряки. Прозрачные воды, отличная видимость и относительно ровное дно Средиземного моря позволяли легко просматривать глубины. Однако вдоль атлантического побережья вода была мутной, и соответственно преобладала плохая видимость глубин на протяжении многих месяцев в году. Требовалось какое-то не визуальное устройство. Этим приспособлением стал лот – кусок металла, вес которого колебался от 7 до 14 фунтов ^[1], в зависимости от того, использовался он на мелководье или в глубоком море. Линь – веревка, к которой его привязывали, – был размечен узлами на фатомы ^[2], а полая внутренность грузила заполнялась свечным салом, к которому прилипали при касании образцы донных пород. Раскачивать лот на мелководье, в бурных водах, – занятие, требовавшее изрядной ловкости и умения (см. рис. 3).

Рис. 3. Раскачивание лота. С иллюстрации на титульном листе

Матрос, стоя как можно ближе к носу корабля, брал большую свернутую веревку (линь) и закидывал лот вперед по курсу, после чего давал веревке свободно раскручиваться. К тому времени, как корабль доходил до места погружения свинца, веревка вытягивалась перпендикулярно, и матрос мог выкрикнуть глубину воды, определяемую последним узлом, оставшимся над поверхностью. Втянутый назад лот после осмотра прилипших к салу частичек позволял оценить характер донного грунта. Лот служил корабельщику глазами и в привычных водах, подтверждая его знания о местах, над которыми проплывал корабль. Он узнавал, что в данной точке глубина такая-то, а дно покрыто тонким песком, галькой или илом, как и должно быть. А в неизвестных водах лот мог даже спасти корабль, предупреждая о нежданных мелях.

Компаса и лота было достаточно для плавания в знакомых или прибрежных водах. Однако по мере того как морские путешествия становились все более и более авантюрными, а ориентиры на берегу исчезали за горизонтом, возникла потребность в настоящей навигации. Еще ни один мореход не рискнул направить свой корабль на запад, но уже во время плаваний вокруг Африки стало очевидно, что путь можно было бы сократить, если плыть, прямо пересекая широкие заливы, а не покорно следуя за береговой линией. Но тогда пришлось бы несколько дней не видеть суши и не иметь возможности точно определить местоположение корабля, что являлось жизненно необходимым. Для осуществления подобного перехода требовались две вещи: знать расстояние от последней пристани и время с момента отплытия. Первое настоящее измерение расстояния было осуществлено лишь в самом конце XVI века, то есть спустя почти сто лет после того, как Колумб пересек Атлантику. Он и его предшественники научились определять скорость по времени, которое требовалось, чтобы миновать плавающие деревяшки либо какие-то приметные сухопутные объекты. Учитывая, что к тому времени все широко пользовались веревкой с узлами, странно, насколько долго потребовалось ждать, пока не начали применять практически аналогичную этому устройству размеченную планку. Первоначально просто бросали в море какой-то попавший под руку кусок дерева, лаг, и определяли скорость корабля по времени, за которое корабль проплывал мимо него. Здравый смысл подсказал, что стоит привязать к нему веревку, чтобы потом вытащить назад, а еще позже к деревяшке стали прикреплять бортик, чтобы увеличить сопротивление воды. Когда лаг был таким образом усовершенствован, скорость пробегания «узлов» начали отмечать по песочными часам. Проводя такие измерения регулярно, корабельщик мог довольно точно оценить свою среднюю скорость. Эта простая навигация основывалась на допущении, что корабль движется по прямой. На самом деле подобная ситуация встречается редко: бывает, что корабль сдувает с курса или корабельщик намеренно изменяет его, чтобы поймать благоприятный ветер. Может быть множество изменений курса, так что в результате провести точные расчеты не удается. Простым способом, но весьма эффективно определить изменение курса позволяла так называемая доска галсов, деревянная доска, размеченная на 32 градуса, по одному на каждую точку компаса, вдоль которой было просверлено восемь дырочек. Каждые полчаса вахты, определяемые по песочным часам, рулевой вставлял колышек в одну из дырочек, отмечая курс, которым следовал. В конце четырехчасовой вахты каждое изменение становилось совершенно очевидным и могло быть перенесено в записи.