Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 334

Медлить долее с арестованием главных заговорщиков Пузыревский считал невозможным. Предположено было выбрать темную ночь и, направив несколько малых летучих отрядов, разом захватить в свои руки всех коноводов восстания. Намерение хранилось в величайшем секрете. Солдаты не должны были знать, куда и зачем их ведут, да и каждому из начальников этих летучих партий должно было быть известно только то, что ему поручено.

Всех арестованных Пузыревский предполагал привезти в редут, построенный вне Кутаиса еще покойным Симановичем, а отсюда отправить их под сильным конвоем в Тифлис, в случае же крайности перебить и трупы бросить в реку. «Чтобы пленные были смирнее, не могли бежать и не были узнаны во время провоза жителями, я прикажу, – проектировал, между прочим, Пузыревский в письме Вельяминову, – надеть на них холщовые мешки с отверстием против рта и перевяжу сверх мешков по шее и по поясу». Предоставляя Пузыревскому полную свободу действий, Вельяминов отверг, однако же, последнюю меру, как слишком суровую и совершенно напрасную. «Вообще, – писал он ему, – надо более всего страшиться смерти митрополитов, убийство которых может не только возмутить имеретинцев, но произведет дурное впечатление и на наших солдат, привыкших относиться к духовенству благоговейно». Но если бы крайность заставила прибегнуть к этому средству, то Пузыревскому приказано было отнюдь не оставлять тела убитых в Имеретии, а тем более не кидать их в реку, так как тела могут всплыть и дать только пищу суеверию народа; напротив, их велено было вывезти даже из Грузии и предать земле не ближе Койшаура.

Меры, принятые Пузыревским, увенчались полным успехом. 4 марта 1820 года, вечером, одновременно схвачены были оба митрополита, гелатский и кутаисский, царевна Дареджана и несколько более влиятельных имеретинских князей, которые под сильным конвоем тотчас и были благополучно высланы в Россию. Только один из этих митрополитов, Досифей Кутатели, заболел в дороге простудной горячкой и умер на пути между Сурамом и Гори. Долго не знали, как поступить с его телом, и скрывали смерть его даже от конвойных солдат; наконец, из Тифлиса пришло разрешение похоронить его в ближайшей церкви, но без всякой пышности и церемонии; тело покойного митрополита провезли еще несколько дней и предали земле в старинном монастыре Ананура. Аресты не произвели, по внешности, на народ особенного впечатления, и в столице Имеретии все было спокойно. Но Пузыревский не верил этой наружной тишине. «Кругом все тихо, – писал он Вельяминову 8 марта, – но спокойствие это, быть может, предвещает бурю, и я для утишения ее готовлю меры».

И Пузыревский не ошибался.

С удалением из Имеретии митрополитов и царевны Дареджаны во главе движения стал князь Иван Абашидзе, один из всех успевший избежать ареста и нашедший себе убежище в Гурии, у князя Койхосро Гуриели, дяди тогдашнего гурийского владетеля Мамия. К нему спешило теперь все, что было недовольно действиями русского правительства. Центр возмущения передвинулся в Гурию.

Страна эта, известная в древности под именем Лазики, наполнена памятниками, по которым, как по открытой книге, читается история народа и его древнего образования. Здесь руины старых укрепленных замков римских императоров перемешиваются с остатками древних городов, с их христианскими памятниками – церквами. Греки, римляне, венецианцы, евреи и персы, христиане, магометане и огнепоклонники попеременно занимали этот цветущий край, бывший ареной постоянных тревог и борьбы. Народы исчезали здесь один за другим со своими богатыми цветущими колониями, оставляя заступавшим их место только слабые следы своего существования.

Трудно определить, в каких отношениях была в древности вся эта область к царям грузинским. Феодальная подчиненность им всех земель, составлявших коронное достояние грузинского народа, которую застала история, позволяет думать, что и Гурия была также ленной областью Грузии, но удержала свою племенную особенность. Возникавшее могущество грузинских властителей соединяло по временам весь картвельский народ под один общий скипетр, но не утверждало общего чувства народности. Достоверно известно, однако, что до царствования Баграта I, то есть до IX века, Гурия принадлежала грекам, но с ослаблением власти восточных императоров они должны были мало-помалу отказываться от прав своих на отдаленные береговые земли, а грузинские цари, пользуясь этим, завладевали Гурией и управляли ею через эриставов – звание из всех в Гурии древнейшее. После несчастного разделения царства между тремя сыновьями Александра I является звание атабек Гурии. Но уже с конца XV века правители ее стали называться прямо владетельными князьями с титулом Гуриелей.

Вскоре после того Гурия делается добычей турок, и гуриец всей душой ненавидит их до настоящего времени. Воинственный и гордый, он не может простить им унижения, которому они подвергали его отечество в былые времена набегов, накладывая святотатственную руку и на гробы его владетелей, и на его бедный дом, на жену и детей, не щадя и оскорбляя даже самую святыню церквей. Но прошло и это время со всеми его ужасами, Гурия успокоилась было под мощным скипетром России, как вдруг имеретинское движение вовлекло ее снова на изменчивый и шаткий путь воинственного возбуждения.

Укрывшись в Гурии, в замке князя Койхосро, князь Абашидзе повел ревностную агитацию, призывая имеретинцев к оружию. Князь Койхосро, в душе всегда сочувствовавший русским, не мог не понимать последствий своего фальшивого положения, но, по народным обычаям, он не мог поступить иначе, чтобы не подвергнуться позору за отказ в гостеприимстве людям в несчастье, а тем более родственникам. Так в борьбу вовлечен был этот замечательнейший человек Гурии, на котором стоит остановиться.

Койхосро Гуриели, третий сын владетельного князя Георгия, с самого детства, по обычаям страны, предназначался к занятию важного духовного сана шемокмедского епископа и получил самое лучшее по тогдашнему времени образование: он говорил на многих языках и читал в подлиннике латинских и греческих классиков, что в стране, подобной Гурии, было чрезвычайной редкостью. Но пылкий, страстный характер Койхосро скоро, однако, отклонил его от предназначенного ему жизненного пути. Не чувствуя влечения к монашеству, он, уже посвященный в дьяконы, сложил с себя духовный сан и стал одним из блестящих политических деятелей своей страны в смутное время конца прошедшего столетия, когда Гурия признавала еще над собою власть Турции, а Турция опустошала и грабила край без всякой пощады.

По смерти владетеля Гурии Симона (преемника Георгия) законным наследником остался трехлетний сын его, Мамий. Пользуясь его малолетством, беспокойные дядья его, братья Койхосро, Вахтанг и Леван, попеременно захватывали власть в свои руки, наполняя страну ужасами междоусобия. Койхосро Гуриели, уже тогда известный своим умом и силой характера, заступился за малолетнего владетеля, выгнал Вахтанга в Турцию, смирил Левана и при ничтожных средствах сумел водворить порядок и спокойствие в стране, где в продолжение многих веков царило одно только право сильного. Эта темная сила, вконец губившая родину, олицетворялась в мятежных моуравах, князьях и сильных азнаурах, которые, запершись в свои заоблачные крепкие замки, предавались разбойничьему образу жизни.

На Аджарском хребте, отделявшем Гурию от турецких владений, поныне множество развалин старых замков и крепостей – Аскана, Ликауры, Байлети и другие. Пустыми стоят теперь эти разбойничьи вертепы; рука времени довершила то, чего не сделали люди: рассыпались стенные зубцы, стены башен треснули, в расселинах выросли деревья и плющ своим изумрудным ковром покрыл развалины – могильные памятники прошлого. Человек давно уже не живет здесь, и лишь ящерицы да змеи, «злые, но, быть может, менее зловредные и ядовитые творения, чем прежние обитатели этих замков», выползают из своих нор, да ворон, сидя на вершине башни, каркает еще, как будто жалуясь, что нет ему теперь уже прежней кровавой пищи, что не выбрасывают из замков трупов – обычных жертв насилия и вероломства, своды подземелий пробиты все тем же неумолимым временем, и луч солнца свободно входит туда, где сидели в цепях истомленные узники или назначенные в продажу для турецких гаремов красавицы…