Отдельные армейские соединения (приводился пример немецкой 17-й армии) берут под охрану храмы и церковный инвентарь. Открываются отдельные монастыри, как, к примеру, женский монастырь в местечке Козельщина, причем при открытии были сожжены портреты «руководителей ВКП(б)», а игуменья заявила: «Пусть с дымом улетит их прах, а победоносная немецкая армия уничтожит живых дьяволов-коммунистов». Прилагался список открытых храмов и монастырей (38 позиций).
Отмечались случаи распространения листовок (Кировоградская и Полтавская области): «Христос сказал, что победит немецкая армия, необходимо, чтобы население уничтожало большевиков и выдавало партизан». На местах создавалась своеобразная обстановка, когда тех, кто не держит в доме икон, «фашисты считают коммунистами», людей не верующих регистрируют в полиции как неблагонадежных. Полиция вела учет браков и венчаний, а в Диканьке на Полтавщине «комендант украинской службы охраны порядка» издал приказ об обязательном венчании – вплоть до угрозы расстрела.
Оккупанты использовали церкви для прикрытия своих преступных деяний. Арестованная УНКВД по Сталинской области заброшенная на советскую территорию диверсант Овчаренко показала, что в октябре – декабре 1941 г. прошла подготовку в разведшколе под прикрытием собора в Сумах, где проведению диверсионных и террорристических актов обучали девушек 17–20 лет. Для зашифровки перед переброской за линию фронта им выдавали Евангелие. После занятий курсанток заставляли принимать участие в сексуальных оргиях при публичном доме.
Даже находясь в эвакуации, чекисты Украины продолжали изучать ситуацию в религиозной области и готовить информационные документы. Так, 24 октября 1942 г. был составлен разведобзор по Харьковской области. В нем указывалось, что «с целью отвлечь внимание населения от борьбы с фашистскими бандитами» немцы создали условия для активизации автокефального движения, в Харькове открыты соборы и церкви, курсы подготовки священников, «распределившие поповские кадры по селам области»
[149]. 26 ноября 1942 г. НКВД УССР направил из эвакуации (г. Энгельс) в ЦК КП(б)У разведсводку «о религиозном движении на временно оккупированной территории Украины»
[150].
Постепенно агентурно-информационные возможности зафронтового управления разрастались, оно уже было способно удовлетворять довольно подробные запросы других органов спецслужбы по религиозной сфере. Сохранился запрос от 28 июня 1943 г. руководителя 2-го контрразведывательного Управления НКГБ УССР П. Медведева шефу зафронтового Управления подполковнику Решетову
[151]. В нем через осевших в Харькове агентов «Онуфрия» и «Славянского» просили выяснить целый комплекс конкретных вопросов о состоянии конфессиональной среды:
• отношение немцев к автокефальному движению, современное состояние УАПЦ;
• положение других религиозных общин на оккупированной территории (в частности, баптистов), процесс открытия храмов и положение духовенства;
• «политическое поведение митрополита Феофила Булдовского и его отношение к оккупантам» после того, как вермахтом был отбит освобожденный ранее Харьков;
• состав «епархиального управления» при Булдовском, употребляемая ими формула поминовения при богослужении;
• личность и деятельность «видных пособников немцев»: протопресвитера собора в Покровском монастыре А. Кривомаза (официального представителя митрополии при гестапо) и Лебединского – бывшего заведующего религиозным отделом городской управы Харькова, отношение населения к их аресту;
• материалы на «служителей культа, активно сотрудничавших с немцами»;
• реагирование населения на изменения в религиозной политике Советского государства, воззвания Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, книгу «Правда о религии в России»
[152].
Содержательные сведения по религиозным вопросам поступали и по линии разведывательного отдела Украинского штаба партизанского движения. При этом, в частности, руководствовались утвержденным 16 октября 1942 г. начальником Разведывательного управления Центрального штаба партизанского движения «Перечнем вопросов, разработанных по темам, в соответствии с планом работы отдела политического информирования». Каждый из основных вопросов – включая положение религиозных конфессий и политики оккупантов в этой сфере – в свою очередь, делился на несколько конкретных подпунктов
[153].
Конфессиональное поле психологической войны
Ценные исторические сведения о развитии процессов в религиозной сфере содержатся в информационно-аналитическом документе «Ориентировка о деятельности церковников на Украине в период оккупации и о положении их на освобожденной территории в настоящее время»
[154], подписанном 11 марта 1944 г. начальником 2-го Управления Наркомата госбезопасности УССР
[155] Павлом Медведевым.
Констатируя упадок церковной жизни накануне войны, документ отмечал, что немцы и их союзники в первые месяцы оккупации активно поддерживали возрождение религиозной жизни и восстановление православных приходов, в частности не брали налогов с приходов. Накопившиеся у клира и верующих обиды вплескивались и в радиальных высказываниях. Приводились слова священника из Харьковской области Зарвы: «Жидобольшевистская власть уже больше не возвратится. Помолимся, православные, за руководство и правительство Германии. Германская власть и армия дала нам истинную свободу… Ирод убил 14 000 детей, а ________________ (так в документе, видимо, подразумевался И. Сталин. – Прим. авт.) хуже Ирода, он убивал тела и души наши»
[156].
Однако население, отмечали контрразведчики, быстро разобралось в сущности политики агрессоров и подконтрольной им части клира, «пронемецкие» храмы стали пустеть. Народ с ненавистью воспринимал тех, кто поминал «христолюбивое немецкое воинство», «набожный немецкий народ» и «Гитлера-освободителя». Немало священников, стоявших на патриотических позициях, подверглись репрессиям оккупантов. В частности, были выданы гестапо прогерманскими коллегами и расстреляны за распространение патриотических воззваний митрополита Сергия священники Вишняков (Киев) и Романов (Запорожская область).