Ваксиллиум не успел пригнуться, и брусок, подталкиваемый алломантической сталью, врезался в грудь, отбросив его назад. Форч охнул и зашатался. Он нечасто пользовался алломантией и не был готов к отдаче. Алломантический толчок, отбросивший Ваксиллиума, с той же силой ударил по самому Форчу.
Ваксиллиум врезался в стену и почувствовал, как внутри что-то хрустнуло. В глазах потемнело, и, охнув, он упал на колени. Комната зашаталась.
«Металлы. Достань металлы!»
Едва соображая, Ваксиллиум окинул неистовым взглядом пол вокруг себя. Ему нужен тот мешочек с опилками… Наконец окровавленные пальцы нашарили искомое. Ваксиллиум поспешно схватил мешочек, развязал, запрокинул голову, чтобы высыпать опилки в рот и проглотить, но на него надвинулась тень и пнула в живот.
Закричав от боли, Ваксиллиум не успел закинуть в рот и малой толики металла, как Форч выбил из рук мешочек, рассыпав опилки, затем схватил его самого и приподнял над полом.
Юноша выглядел более массивным, чем ему подобало, – наверняка черпал запасы из метапамяти. Более исступленная часть Ваксиллиума пыталась толкнуть наручи террисийца, но ферухимическая метапамять была печально знаменита тем, что с трудом поддавалась алломантии. Силы алломантического толкания Ваксиллиума для этого оказалось недостаточно.
Держа за шею, Форч выставил Ваксиллиума в открытое окно – под дождь, который лил и лил…
– Пожалуйста… Форч… – задыхаясь, выдавил Ваксиллиум.
Террисиец разжал пальцы.
Ваксиллиум упал вместе с дождем…
С высоты третьего этажа, сквозь ветки клена, всколыхнув мокрые листья.
Сталь зажглась внутри его, породив веер голубых лучей, выходящих из груди и указывающих на ближайшие источники металла. Все наверху, ничего внизу. Не от чего оттолкнуться, чтобы спасти жизнь.
Не считая кусочка металла в кармане брюк.
Ваксиллиум в отчаянии оттолкнулся от этого кусочка. Кусочек вырвался из кармана, пролетел вдоль ноги и рассек ступню, прежде чем алломантический толчок под воздействием веса Ваксиллиума заставил его воткнуться в землю.
Перекувырнувшись в воздухе, Ваксиллиум замедлился и приземлился на ноги. Приземление вышло жестким. Вверх по ногам стрельнула боль. Ваксиллиум упал на спину и понял, что живой, хоть и едва в сознании. Его спас алломантический толчок.
Лицо поливали струи дождя. Ваксиллиум лежал и ждал, но Форч не пришел, чтобы докончить начатое. Террисиец захлопнул ставни – наверное, встревожился, что кто-то заметит пламя свечей.
Все тело ныло от боли. Плечи – от первого удара, ноги – от падения, грудная клетка – от металлического бруска… сколько ребер он сломал? С трудом откашлявшись, Ваксиллиум перекатился на живот и, следуя за алломантическим лучом, нашел кусочек металла. Выкопал из грязи и пригляделся.
Пуля, которую оставил констебль. Дождь ее омыл и очистил. Ваксиллиум даже не помнил, как сунул ее в карман.
«В деле вроде этого огонь – всего лишь предвестник чего-то другого…»
Нужно срочно отправляться за помощью. Но мальчик наверху уже истекает кровью. Ножи были наготове.
«Старейшина, надвигается нечто более серьезное. То, о чем вы еще пожалеете».
Ваксиллиум вдруг возненавидел Форча. Здесь, в Поселке, все было совершенным, безмятежным. Красивым. Здесь нет места тьме. И если он, Ваксиллиум, – пятнышко на белом холсте, то Форч – дыра, в которой клубится чистейшая тьма.
Со стоном поднявшись на ноги, Ваксиллиум бросился назад, в старое здание, через черный ход. В тумане боли, спотыкаясь, преодолел два пролета и распахнул дверь в зал собраний. Форч, который стоял с окровавленным ножом в руке над плачущим ребенком, медленно повернул голову так, что Ваксиллиум увидел лишь один его глаз и половину лица.
Бросив пулю – гильза блеснула в свете свечей, – Ваксиллиум собрал всю алломантическую силу, какая у него была, и толкнул. Форч толкнул в ответ.
Пуля зависла в воздухе в нескольких дюймах от его лица. Обоих швырнуло назад, но Форч уперся в груду столов и удержался. Ваксиллиум врезался в стену по другую сторону дверного проема.
Форч улыбнулся, и его мышцы начали расти – он тянул силу из метапамяти. Затем террисиец схватил со стола брусок и бросил в Ваксиллиума, который с криком толкнул его алломантией, пытаясь не дать снаряду себя раздавить.
Силы оказались не равны. Форч продолжал толкать, а у Ваксиллиума было совсем мало стали. Скользнув в воздухе, брусок словно прилип к грудной клетке, прижимая его к стене.
Время застыло. Пуля висела совсем рядом с Форчем, но борьба шла в основном за брусок, который продолжал понемногу давить на Ваксиллиума. Грудь полыхала от боли; не в силах больше ее терпеть, Ваксиллиум закричал.
Он здесь умрет.
«Я просто хочу поступать правильно. Почему это так трудно?»
Форч шагнул вперед, ухмыляясь.
Взгляд Ваксиллиума сосредоточился на золотисто поблескивающей пуле. Он почти задыхался. Но эта пуля…
«Металл – твоя жизнь».
Пуля. Три металлические части. Снаряд.
«Металл – твоя душа».
Гильза.
«Ты охраняешь нас…»
И выступ в хвостовой части. То место, куда ударяет курок.
В тот момент в глазах Ваксиллиума они разделились на три луча, ведущих к трем частям пули. Он объял их одним взглядом. А потом, когда брусок прижал его еще сильней, отпустил две…
И толкнул выступ в хвостовой части.
Пуля взорвалась. Гильза, подгоняемая алломантией террисийца, кувырнулась назад, в то время как снаряд рванулся вперед, нетронутый, и вошел в череп Форча.
Брусок отшвырнуло прочь – Ваксиллиум рухнул на пол.
Он лежал, тяжело дыша и совершенно без сил; с лица стекала дождевая вода. Наконец, словно сквозь туман, различил внизу голоса. Кто-то, видимо, услышал крики, а за ними – звук выстрела. Ваксиллиум заставил себя встать и, не обращая внимания на взбегавших по лестнице террисийцев и террисиек, проковылял через комнату. Потянулся к ребенку и сорвал веревки, которыми тот был связан. Мальчик, вместо того чтобы убежать, обхватил ногу Ваксиллиума и прижался к ней, рыдая.
Комната наполнилась людьми. Ваксиллиум наклонился и поднял гильзу с влажного пола, потом выпрямился и посмотрел на них. Теллингдвар. Его бабушка. Старейшины. На их лицах был ужас, и Ваксиллиум понял, что они будут его ненавидеть – за то, что принес в их Поселок насилие.
За то, что оказался прав.
Стоя рядом с трупом Форча, Ваксиллиум сжал в одной руке гильзу, другую положил на макушку плачущего мальчика и прошептал:
– Я найду свою дорогу.
Двадцать восемь лет спустя
Дверь бандитского логова врезалась в противоположную стену, подняв тучу пыли. Облако тумана ворвалось вместе с человеком, который выбил ее пинком, и обрисовало его силуэт: туманный плащ с развевающимися от движения лентами и взятый на изготовку походный дробовик.