Картина была откровенно пугающей. Растаскивание складов являлось общей проблемой войск на периферии бывшего СССР, однако Чечня стала единственным местом, где вооружались для войны с Россией, и кроме того, зачистку арсеналов провели исключительно тщательно. Солдатам и офицерам никто не удосужился дать внятные указания, вооруженное сопротивление боевикам оказывали крайне редко, а на военнослужащих давили, угрожая их семьям, которые жили здесь же. Толпы гражданских создавали массовку, а под их прикрытием вооруженные мужчины входили на военные объекты и захватывали их.
Трудно понять, отчего не было предпринято решительных мер, но к августу 1992 года в руки дудаевцев перешли среди прочего более 130 единиц бронетехники, 139 артиллерийских систем, до тысячи армейских автомобилей, противотанковые установки, ПЗРК — и 40 тысяч единиц огнестрельного оружия. Особенно важным для чеченских националистов стал захват огромного количества противотанковых гранатометов. Несколько тысяч зарядов боевики потратят только за время штурма Грозного…
Боевикам достались даже самолеты. Летчиков в Чечне было очень мало, однако Дудаев впоследствии планировал бомбардировки российских городов, и этот план сорвался не по его доброй воле.
Именно в начале 90-х сформировались отряды, ставшие наиболее опасными и жестокими противниками российской армии во время войны. В Чечню из Абхазии вернулись Шамиль Басаев и Руслан Гелаев, оба — уже с боевым опытом и костяком вооруженных групп. «Абхазский батальон» Басаева насчитывал около 400 человек, Гелаев также располагал многочисленным отрядом. Сотни боевиков с опытом участия в войне (если говорить о Басаеве — то и не в одной) стали серьезным подспорьем для Дудаева и во время борьбы с внутренней оппозицией, и позже, во время войны против российских войск.
Финансовые средства для чеченской революции добывались самыми разными путями, но при этом всегда связанными с уголовщиной. Самым простым способом добычи денег стало раскрадывание пенсий и прочих социальных выплат, которые исправно перечислялись в республику аж до марта 1993 года. Помимо этого нарождающиеся отряды чеченских полевых командиров взяли под контроль нефтеперерабатывающую индустрию республики. Нефть шла на экспорт в обход российских официальных структур, а эмиссары Дудаева достаточно щедро раздавали взятки, чтобы на это безобразие закрывали глаза чиновники всех рангов, включая высших иерархов.
Еще один способ изъятия денег прекрасно известен: фальшивые авизо. Классическое банковское дело после распада СССР переживало период становления, поэтому банки оказались беззащитны перед, в сущности, простой и незатейливой схемой. Мошенники подкупали работников расчетно-кассовых центров, отправляли через них запросы на выдачу крупных сумм для проведения фиктивной финансовой операции, получали деньги — и растворялись в неведомой дали. Поскольку сверка финансовых документов совершалась лишь раз в несколько недель, к моменту, когда выяснялось, что совершено мошенничество, ни фирмы, получившей деньги, ни ее работников уже было не отыскать. Таким способом Дудаев и отряды его сподвижников обогатились на миллиарды долларов.
Бывший советский генерал не был единоличным властителем Чечни. В республике росли отряды более мелких полевых командиров, которые добывали деньги не столь сложными способами. Так, классическим источником дохода стали налеты на поезда, идущие через республику. Милиционер, охранявший составы, описал технологию процесса:
«На рельсы подкладывалось нечто, что можно увидеть с большого расстояния, вроде туши коровы. По правилам, машинист просто обязан остановить поезд, чтобы избежать столкновения. Это и было нужно бандитам. Остальное происходило как в кино. Грабили в основном лиц славянской национальности».
[87]
Малочисленные милицейские отряды мало что могли противопоставить лезущим на поезда превосходно вооруженным бандам. Кроме налетов на поезда, захватывались с целью получения выкупа автобусы, в республике печатали фальшивые деньги, совершались разбойные налеты за пределами Чечни. А также беззастенчиво грабилась и избивалась самая беззащитная категория жителей республики — русские.
До прихода Дудаева к власти русские в Чечне были в основном представлены специалистами — хорошо образованными и соответственно хорошо оплачиваемыми. В северных районах республики жило много крестьян — потомков казаков. С началом 90-х годов против них развязали настоящий террор. Милиция фактически не исполняла свои обязанности, и люди оказались под угрозой не какого-то целенаправленного геноцида, а обычных уголовных банд.
В селах Северной Чечни самостоятельно вели учет преступлений:
«Станица Дубовская: Латышев Александр Григорьевич… украден сын, отдан за выкуп…
Станица Шелковская: Лысенко Евгений, зверски избит, умер. Орлянский Саша… застрелен. Геврасевы, супруги и трехлетняя внучка, убиты в своем доме. Долгополов Николай Павлович, избили, бросили в дом гранату. Гринько Михаил, избит на площади, находится в тяжелом состоянии.
Станица Червленная: Еремин Георгий Максимович, застрелен в своем доме. Думанаев Владимир Владимирович, пропал вместе с автомашиной, найден в Тереке с огнестрельным ранением и переломами рук и ног. Лукьянцев Анатолий Петрович, Пятов Александр Ефимович, оба закрыты в вагоне и сожжены. Муратиди Георгий Стефанович, главный врач, убит ножом. Маллаев Виктор Капитонович, пред. церковной общины, член правления стариков Терского казачьего войска, расстрелян в своем доме. Богдашкина Анна Петровна, ветеран ВОВ, ограблена. Дикой Иван Семенович, ранен в шею, ограблен.
Станица Старогладовская: Апаренко Зинаида, изнасилована, зверски замучена, надругались над телом. Иничкин Николай Евгеньевич, застрелен в своем доме. Жариков Матвей Савельевич, ранен автоматной очередью».
[88]
Городских жителей целенаправленно терроризировали, отнимая жилье. Людей избивали и грабили прямо на улицах. Чаще всего это заканчивалось тем, что очередная семья за бесценок продавала или просто бросала квартиру и уезжала в Россию. В Грозный и другие города на освободившиеся места массово въезжали селяне, которые фактически чаще всего и оказывались грабителями и вымогателями. «Мы превратились в жителей резервации», — горестно писал один из русских жителей республики.
Сергей Максудов
[89] определял число убитых в результате этнической чистки в 4–8 тысяч человек, Министерство по делам национальностей — в 21 тысячу. Никаких расследований этих преступлений не велось. Не велась даже их фиксация.
Беженцы приезжали в Россию — и обнаруживали, что не нужны никому. Практически никакой помощи беглецам государство не оказывало. Денежные компенсации им начали выплачиваться только в 1999 году, и то в совершенно недостаточном объеме. К тому моменту многие беженцы уже по шесть-семь лет мыкались где придется без своего угла. В истории современной России едва ли найдется пример большего стыда и срама.