Я сказала официанту, что жду друга. Не знаю, что он себе представил. Бойфренда, может быть, или подружку. Кто еще станет назначать встречи здесь, кроме пустившихся в тайный адюльтер любовников?
Ничего подобного. Это была моя подруга. Это была Эмили.
Я изучала ее лицо, ища на нем признаки гнева, давней обиды, любого указания на то, что она снова задумала ударить меня. Но ничего подобного я не видела. Я видела только знакомое лицо подруги, которую, несмотря на все произошедшее, все равно любила. И которая все равно любила меня.
Я вскочила из-за стола. Пожилые туристы наблюдали, как мы обнимаемся. Эмили пахла как всегда. Я подалась назад и взглянула на нее. Она выглядела как Эмили. Блестящая. Красивая. Как будто ничего не случилось.
Но что-то изменилось. Она выглядела… не знаю. Печальной. Словно потеряла половину себя.
Она была одета, как на работу. Как могла бы быть одета в тот вечер, несколько месяцев назад, когда собиралась забрать Ники по дороге из офиса домой.
Но Эмили тогда не приехала домой. Она задолжала мне объяснение.
Я заказала джин с тоником, хотя никогда не пью в середине дня. Определенно не пью до того времени, когда надо забирать мальчиков из школы. Эмили выпила одну “маргариту”, потом еще. Все это время мы ничего не говорили, но в конце концов я не вытерпела. Я сказала:
– Человек, который преследует тебя…
– Стефани, пожалуйста, давай поговорим об этом позже? Сначала мне надо понять, что ты мне доверяешь. У тебя наверняка есть вопросы. Спрашивай о чем хочешь.
Эмили держала себя настолько открыто, что мне вообще трудно было спрашивать ее о чем-либо. Все казалось нарушением личного пространства. Зачем ты разыграла свою смерть? Зачем ты втянула в это меня? Ты еще злишься на меня из-за Шона? Что у тебя на уме? Кто ты? Но я сказала только:
– Почему я не знала, что у тебя была сестра? Почему ты не сказала мне, что у тебя была сестра-близнец?
Не знаю, почему я начала с этого, отметя прочие вопросы, которые могла бы задать, обвинения, которые могла бы выдвинуть, мистификации, объяснения которых хотела. Полагаю, потому что это было первое, что пришло мне в голову.
– Я не знаю. Правда не знаю.
Эмили развела ладони и сложила вместе. Знакомый жест, но что-то изменилось. На ней не было кольца. Кольцо было у меня, в моем кошельке. Кольцо, которое оказалось на трупе из мичиганского озера.
– Я провела черту, – сказала Эмили. – Ты знаешь, как это бывает. Знаешь, как не можешь сказать или подумать о вещах, о которых просто не хочешь думать или говорить. Как человек хранит секреты от самого себя. Мы с тобой дружим в том числе и поэтому.
Раньше я никогда об этом не думала. Но Эмили права.
– Как звали твою сестру? – спросила я.
– Эвелин. – Слезы блеснули в глазах Эмили.
– Что с ней произошло?
– Она покончила с собой в Мичигане, в домике на озере. Я бросилась туда, хотела ее спасти. Поэтому и не вышла на связь с тобой. Мне так стыдно, что тебе пришлось через столько всего пройти из-за меня. Но я безумно любила Эвелин, и у меня не было времени объясняться с людьми, которые даже не знали, что у меня есть сестра. Понимаешь?
– Да, – сказала я, хотя опять не была уверена, что понимаю.
– Я перепробовала все, чтобы спасти ее. Сначала я решила, что победила. Решила, что убедила ее жить. Она поклялась, что не покончит с собой. – Слезы катились по щекам Эмили. – Она сделала это, пока я спала. И мне с этим никогда не справиться. Никогда. Иногда я чувствую себя так, словно тоже умерла. Я знаю, вы с Шоном думали, что я умерла. Мне так было проще. Я никого не хотела видеть. Не хотела ни с кем говорить. Я не могла ничего объяснять. Я не хотела существовать. Но в конце концов я истосковалась по Ники. И по тебе.
– Думаешь, это было честно по отношению к нам? – спросила я.
– К нам? Ты смеешься?
– Прости, – сказала я. – Шон верил тебе.
– Нет, не верил. Я была права, когда думала, что не могу доверять ему. Поэтому и не говорила Шону об Эвелин. О том, как любовь к сестре и страх за нее контролировали мою жизнь. Этого я не могла ему доверить. Я контролирую информацию, это моя профессия. Но я не могла контролировать нечто настолько… личное. Настолько болезненное.
Я смотрела на свою подругу и видела абсолютно другого человека. Человека, страдающего больше, чем сильная, гламурная мама “все и сразу”, с личной помощницей и работой в модной индустрии. Человека более сложного и… человечного.
– Шон не понял бы, – сказала Эмили. – Он был единственным ребенком. В какой-то степени из-за любви к сестре и страха за нее у меня и начались проблемы с алкоголем и таблетками. Мы с ней составляли друг другу компанию в саморазрушении. Потом я свернула с этой дорожки, а она пошла по ней дальше, одна.
Эмили наконец честно рассказывала о своих отношениях с алкоголем и наркотиками – и о своей сестре. И о своем муже. Наша дружба никогда больше не будет прежней. Между нами всегда будет что-то стоять. Спасибо Шону.
– Ты привезла кольцо? – Когда она спросила это, мне показалось, что она читает мои мысли.
Я достала кольцо, открыв в кошельке кармашек на молнии, куда положила его сохранности ради.
– Откуда ты знаешь, что оно было у Шона? – спросила я. – Откуда ты знаешь, что я знаю, где оно было?
Повисло молчание. Я затаила дыхание.
– Я не знала, – сказала Эмили. – Я надеялась. Я дала его Эвелин перед тем, как она погибла. Хотела, чтобы кольцо было у нее. Из того, что она могла бы носить, я могла дать ей только это. И я знала, что это кольцо важно для Шона. Он подарил мне его в самом начале ухаживания. Его дар любви. Память о счастливых временах. Кольцо принадлежало его матери, она дала его Шону, а он подарил мне.
Я напряглась, готовясь противостоять боли, которую ожидала испытать, услышав, как Эмили была счастлива с Шоном: еще одно напоминание, что Шон никогда не полюбит меня так, как любил Эмили. Но я ничего не почувствовала. Так чудесно было быть рядом со своей подругой! Я уже переболела Шоном. Шон стал историей.
Эмили надела кольцо и покрутила его на пальце.
– Смотри, – сказала она, – велико. Наверное, я немного похудела за время своего… отпуска.
– Не знаю, – ответила я, – выглядишь великолепно. – Так оно и было.
Кольцо на пальце сотворило чудо. Эмили… преобразилась, все, что я могу сказать. Скорбящая по сестре женщина снова исполнилась жизненной силы. Что-то – целеустремленность? – восстановило ее черты, а может быть, движения ее снова стали свободны, как у старой доброй Эмили, и драгоценные камни поймали весь свет, какой только был в баре отеля.
Эмили вернулась.
* * *
Слезы текли по лицу Эмили, когда она наконец сказала мне ужасную правду: Шон начал унижать и избивать ее через несколько месяцев после свадьбы.