Это был момент, которого я боялся, даже если – до самого последнего времени – не знал точно почему. Момент, когда наша игра обернулась реальностью. Может, я надеялся, что Эмили бросит нашу маленькую шараду до того, как этот момент настанет. Не знаю, о чем я думал.
– Я собирался встретиться с вами на вашем рабочем месте, – сказал Прейджер, – но решил, что подобный разговор вы хотели бы вести дома. Я пытался дозвониться до вас, но…
– Прошу прощения. Я редко беру трубку, если номер незнакомый, – пояснил я.
– Ничего страшного. Вполне понимаю. Многие так делают.
Мы все еще стояли в дверях.
– Прошу прощения, – спохватился я. – Прошу вас, проходите, садитесь.
– Спасибо. Я постараюсь не отнять у вас много времени. Это просто формальность.
Формальность! Я счел это хорошим знаком. Если бы он явился сюда с предположением, что мы с женой состряпали схему, чтобы обмануть его компанию, разговор занял бы гораздо больше времени. Он был бы не просто формальностью.
Я мысленно заклинал Стефани не появляться, пусть занимается, чем там обычно занимается на кухне Мама-Кэп. Но не лезть в чужие дела было выше ее возможностей. Стефани возникла в дверном проеме, одетая в джинсы, старый свитер и толстые носки, которые неприятно шуркнули, когда она вошла в гостиную. Как бы я хотел сказать: “Мистер Прейджер, это Стефани, наша няня”. Кто знает, как бы тогда развивались события.
Вместо этого я сказал еще одно самое худшее:
– Мистер Прейджер, это Стефани. Подруга моей покойной жены.
– Понятно. – Прейджер оглядел ее с головы до ног. – Рад знакомству. – Они пожали друг другу руки.
– Мистер Прейджер – сотрудник страховой компании.
– Какой страховой компании? – спросила Стефани.
Блестяще, подумал я. Возможно, IQ на несколько пунктов выше, чем я ей давал.
– У нас с Эмили была страховка, – пояснил я.
– Правда? – сказала Стефани. – Я и понятия не имела.
– Уточню – страховка на два миллиона долларов, – заметил мистер Прейджер.
– А, погодите, все верно, – сказала Стефани. – Я писала об этом в своем блоге.
Она подыграла мне на случай, если мистер Прейджер читает ее блог. Что следовало бы делать мне все это время.
Стефани шлепнулась на диван, я сел рядом, но не слишком близко. Диван Эмили был огромный. Места – полно. Прейджер поместился на краешке кресла со спинкой, перетекающей в подлокотники.
Стефани предложила ему кофе, чая, воды. Мистер Пейджер вежливо отклонил все предложенное. Он сказал:
– Я уверен, вы понимаете, что все люди разные. Люди делают то или иное, у них разные причины делать то или иное. Очень редко мы понимаем, что именно человек сделал или почему он это сделал. Хотя вы могли бы сказать, что это моя работа. Понимать людей. Такие дела.
– Мистер Прейджер… – начал я.
– Да-да. Ваша покойная жена. Я все думал, как бы это сформулировать, чтобы по возможности не расстраивать вас. Но мне ничего не остается, кроме как сказать вам все, как есть.
– Сказать что? – Я не мог подавить нетерпения.
– Ладно, – сказал мистер Прейджер. – Мы начали думать, что ваша жена может быть жива.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть.
– Господи! Почему вы так думаете?
Краем глаза я уловил взгляд Стефани с выражением “я тебе говорила”. Идиотка. Она понятия не имела, при какой катастрофе сейчас присутствует.
Прейджер покачал головой. Трудно сказать – скорбно или в крайнем недоумении.
– Но я видел отчет о вскрытии, – сказал я.
– Да, отчет, – согласился Прейджер. – Н-ну… Боюсь, тут есть несколько очень неприятных моментов, о которых вы, возможно, не хотели бы слышать. Некоторые предпочитают не поселять определенные образы в своем сознании навсегда. Это ваш выбор. Как я сказал, все люди разные.
– Не знаю, – сказала Стефани. – Я, наверное, из тех, кто не хочет, чтобы определенные образы засели в голове.
– Тогда можешь выйти, – сказал я.
Прейджер подался назад, почти невольно, как иные благовоспитанные люди делают, становясь свидетелями семейной ссоры.
– Пойду посмотрю, как там мальчики. Потом вернусь, – сказала Стефани.
Мне показалось, это прозвучало как предупреждение.
Когда она вышла, мистер Прейджер сказал:
– Позвольте объяснить, что я имею в виду. Я говорю об отчете о вскрытии.
– Я его читал.
– И еще раз… все читают подобные вещи по-разному. Когда я его читал, например, меня крайне удивили некоторые моменты – возможно, другой человек не обратил бы на них внимания. Человек, который занимается не тем, чем я. Например, там было указано, что у погибшей отсутствует передний зуб, причем долгое время. Достаточно долгое, чтобы на месте отсутствующего зуба наросла кость. Полагаю, мистер Таунсенд, вы бы знали, если бы у вашей жены отсутствовал передний зуб.
– Думаю, о чем-то подобном я бы знал, – согласился я.
Теперь я был напуган, напуган по-настоящему. Если мертвая женщина – не Эмили, то кто она? Очевидно, что этот вопрос я должен был задать себе, как только увидел Эмили в ресторане на Манхэттене. Но я каким-то образом умудрился выбросить это из головы. Я каким-то образом убедил себя, что погибшая – с ДНК моей жены – не погибла, а вообще не существовала.
– Согласен, – сказал Прейджер. – Вы, вероятно, знали бы. А учитывая, что ваша жена работала в модной индустрии… Если бы она потеряла зуб, то поставить зубной имплант было бы для нее, можно сказать, в порядке вещей.
– Допускаю, – согласился я. Голова вдруг стала тяжелой.
– Ну, а у женщины из озера никогда не было импланта. Просто отсутствовал зуб.
– Тогда это не моя жена, – сказал я. – За исключением того, что это она. ДНК совпала.
– Мы полагаем, что это могла быть ее сестра.
– Сестра? Эмили была единственным ребенком. Какая сестра?
Мистер Прейджер потер намечающуюся лысину и посмотрел на меня с каким-то чистым изумлением.
– Мистер Таунсенд, вы действительно не знали, что у вашей жены была сестра-близнец?
– Что за фантазии! Вы уверены, что не перепутали женщин?
– Мистер Таунсенд, как такое вообще возможно? Вас не смущает мысль, что можно жить с кем-то, быть женатым на ком-то – и не знать, что у этой женщины есть сестра? И не просто сестра, а близнец.
– Не знаю. Не могу объяснить. Эмили всегда говорила, что была единственным ребенком. Я не думал, что она – я не думал, что любой другой человек – способен лгать о подобных вещах.
Прейджеру было ясно, что я говорю правду, хотя бы об этом. Он зарабатывал на жизнь умением видеть, когда кто-то лжет.