Мишель Нострадамус. Заглянувший в грядущее - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Эрлихман cтр.№ 18

Долгое время тактика королевской власти сводилась к лавированию между двумя силами. Но когда на юге гугеноты стали захватывать церковные земли, Генрих II в июне 1559 года подписал эдикт, ставивший их вне закона. Эдикт короля — неслыханная дерзость! — раскритиковал в парижском парламенте гугенот Анн дю Бур, которого тут же бросили в тюрьму. Особого шума это не вызвало, поскольку общее внимание привлекали пышные торжества по случаю двойного бракосочетания, знаменующего мир между Францией и Испанией. На 1 июля был назначен рыцарский турнир — уже много лет они устраивались только в шутку, но тут король решил вспомнить молодость, посвятив свою победу прекрасной, хоть и немолодой уже Диане де Пуатье. В назначенный день на глазах сотен парижан Генрих и молодой капитан шотландской гвардии Габриэль Монтгомери сшиблись в поединке. Не веря своим глазам, зрители увидели, как король в сверкающих на солнце латах пошатнулся от удара и рухнул на землю. Случилось то, что даже в Средние века происходило крайне редко: копье Монтгомери от удара сломалось, его обломок угодил в прорезь королевского шлема и глубоко вонзился в глазницу, задев мозг. Промучившись несколько дней, Генрих скончался, оставив трон 15-летнему болезненному отпрыску Франциску II. Уже на следующий день фаворитке пришлось покинуть свои покои, сдав в казну все драгоценности, подаренные королем. Радуга королевы Екатерины засияла наконец на французском небе.

В наши дни смерть короля вспоминается главным образом из-за пророчества Нострадамуса (центурия I, катрен 35):

Французский король Генрих II. Художник Ф. Клуэ

В оригинале никакой «падучей звезды», правда, нет, а выбитых глаз два, а не один. Упоминаются еще два флота (classes), которым предстоит стать одним. Исследователи, считающие это опечаткой, предлагают немало разных значений, но суть неизменна — речь идет о поединке двух львов, молодого и старого, первый из которых лишит второго глаза и тем погубит. Слова о «золотой клетке» принято объяснять тем, что на турнире король был в золоченом шлеме, хотя об этой яркой детали никто не сообщает. Однако в целом совпадение поразительно — и еще больше поражает, что ни один современник не обратил на него внимания, и впервые катрен был связан с гибелью короля только в XVII веке. Даже сам Нострадамус, любивший хвастаться точностью своих предсказаний, ничего об этом не пишет: он относил к роковому событию совсем другой катрен — III-55. Там говорится об одноглазом короле и каком-то «великом из Блуа», который убьет своего друга, что вызовет смятение при дворе. Монтгомери и правда получил за службу земли в Блуа, но вряд ли его можно назвать великим, да и другом Генриха он, конечно, не был, хоть и пользовался его расположением. После невольно совершенного им убийства он бежал в Англию, по возвращении сражался в армии гугенотов, был взят в плен и казнен по приказу Екатерины Медичи.

В связи с этим забавно звучит версия современных конспирологов, согласно которой смерть Генриха была подстроена королевой, чьим доверенным лицом и чуть ли не любовником был молодой шотландец. Нострадамус тоже участвовал в этом заговоре — его делом было объяснить случившееся волей рока, отвлекая внимание от истинных виновников. Интересно знать, как долго Монтгомери тренировался, чтобы отколовшаяся от копья щепка попала точно в прорезь шлема его соперника, и как астролог за год до турнира угадал, что на короле в этот день будет золоченый шлем (если, конечно, он и правда был). Впрочем, не исключено, что капитан направил копье в лицо Генриха не случайно — Дюма-отец в романе «Две Дианы» предположил, что он мстил за некие обиды. Но к Нострадамусу, который в то время мирно работал у себя в Салоне, все это не имеет никакого отношения.

Однако завертевшееся колесо событий затронуло и его. Филипп Испанский, которого на свадьбе в Париже представлял «заместитель», печально известный герцог Альба, в августе отбыл на родину из Нидерландов, где тоже волновались протестанты. Английский посол сообщал, что король опасался кораблекрушения, поскольку Нострадамус назвал этот месяц опасным для мореплавания. Другой новобрачный правитель, Эммануил Филиберт Савойский, в том же месяце отправился вместе с женой в Реймс на коронацию Франциска II, которая состоялась 18 сентября. На обратном пути он узнал, что в его герцогстве разразилась эпидемия чумы, и заехал в Салон, чтобы встретиться со знаменитым провидцем. Однако Нострадамус отправился по делам в Нарбонн, остановившись по пути в Безье, где тоже бушевала чума. Сразиться с ней по старой памяти он не решился, но занялся лечением местного епископа, страдавшего от целого букета болезней. Пророк не смог предложить больному ничего лучшего, чем средневековое прижигание ног; епископ не выздоровел, но и не умер.

Вернувшись в Салон, Нострадамус узнал о скором приезде туда принцессы Маргариты Валуа, которая без спешки ехала следом за мужем и тоже хотела увидеть астролога, с которым познакомилась еще в Париже. Городские власти попросили его составить приветственный адрес на латыни; по прибытии принцесса долго беседовала с ним, и год спустя он посвятил ей очередной альманах. Не все были этому рады: сопровождавший Маргариту канцлер Мишель де Лопиталь в своей латинской поэме о путешествии обозвал Нострадамуса лжецом и безумцем, который пытается предвидеть будущее, хотя это — привилегия одного лишь Бога.

Осенью с именем Нострадамуса был связан еще один скандал: советник парижского парламента Анн дю Бур, арестованный по приказу покойного короля, был помещен в железную клетку, где держали только самых опасных преступников. Разнеслись слухи, что гугеноты подготовили заговор для освобождения своего соратника и что об этом якобы писал Нострадамус в альманахе на 1559 год. Там и в самом деле имелась фраза «добрый Бур окажется далеко», хотя, возможно, это означало нечто совсем другое. Вскоре дю Бур был казнен на Гревской площади, что еще больше разъярило его единоверцев и еще ближе придвинуло Францию к смуте, которую Нострадамус без устали предсказывал уже несколько лет.

Весной 1560 года мирная жизнь Салона, да и всего Прованса, была нарушена столкновениями на религиозной почве. Обстановка в стране обострялась; как католики, так и протестанты вели себя все более агрессивно, а правительство юного короля Франциска II и регентши Екатерины Медичи не стремилось, да и не могло прекратить назревающий конфликт между ними. При дворе росло влияние католической партии, которую деятельно поддерживали Екатерина и Мария де Гиз — мать новой королевы, шотландки Марии Стюарт. Братья Марии, герцог Франсуа де Гиз и его брат-кардинал Шарль, играли все более заметную роль в придворных интригах. Не желая терпеть усиления католиков, гугеноты решили захватить короля и силой заставить его встать на их сторону. В марте 1560 года они собрались напасть на королевскую резиденцию в Блуа, но заговор был раскрыт, и монарха увезли в замок Амбуаз. Наспех собранный отряд гугенотов пошел на штурм, однако был разбит. Его командира, сеньора де Реноди, четвертовали; жестоким казням подверглись и другие заговорщики. Принца Конде, обвиненного в поддержке мятежа, бросили в тюрьму.